Сокол и цветок - [147]

Доля женщины в этом мире – боль и слезы, непрерывный страх и постоянные жертвы. Джезмин отчаянно прижала Мика к себе, поцеловала в висок и поклялась, что ее дети не будут принесены в жертву.

Мик начал вывертываться из слишком крепких объятий до тех пор, пока мать не поставила его на пол. Она долго смотрела вслед малышам. Оба не обращали вниманий на игрушечных животных и барабаны, предпочитая деревянные мечи, выструганные отцом. Они так походили на Фолкона, что у Джезмин перехватило дыхание.

– Не отдам сыновей на потеху негодяю, пусть не думает, что может вытворять все, что в голову взбредет, – прошептала она.

Джезмин искупалась и переоделась. Она знала – де Берг может приехать в любую минуту. Нужно выглядеть как можно лучше, это всегда придавало ей уверенности. Джезмин перебрала платья, отодвинула в сторону белые и розовые, потому что де Бергу больше всего нравилось, когда жена казалась мягкой и женственной. Она чуть поколебалась над черным. Может, стоит надеть траур по любви, которую он убил?

В конце концов она выбрала вызывающе красный бархат. Оставалось ждать, пока из Портумны прибудут мужчины.

Фолкон уже целый час беседовал с Уильямом за закрытыми дверями, прежде чем Джезмин решилась войти, зная, что к этому времени муж успел налить дяде не один кубок крепкого ирландского виски Она не могла заставить себя взглянуть на Фолкона, но приветствовала Уильяма родственным поцелуем.

– Поздравляю с ошеломительным успехом, милорд! Наконец-то Мейлеру фитц Генри указали его место! – И, заметив, какой у него больной вид, печально вздохнула.– О Уильям, вижу, Лондон не прибавил тебе здоровья!

– Каждый день шел дождь, – кивнул он.– Боюсь, лондонская сырость никому не на пользу.

Фолкон молча наблюдал за женой. Она не сказала ему ни слова, не смотрела в его сторону. Все ее поведение ясно показывало: между ними произошло что-то неладное. Уильям протянул запечатанный пергаментный свиток.

– Король доверил мне письмо для тебя, Джезмин. Фолкон почернел как ночь и перехватил послание.

– Как Джон посмел?! – с отвращением воскликнул он.

Сверкающие холодные глаза Джезмин уставились на мужа.

– Вы, должно быть, пьяны, сэр! – Она протянула руку.– Мое письмо.

Пропасть между ними с каждой минутой становилась все шире. Рот Фолкона беспощадно сжался при виде жены, вновь превратившейся в снежную королеву. Он сорвал печать и громко, не веря глазам, прочитал:

«Дражайшая Джезмин! Тебе не придется посылать сыновей, если явишься вместо них».

На скулах Фолкона загорелись ярко-алые пятна. Отбросив пергамент, он схватил Джезмин за плечи, немилосердно впиваясь в нежную кожу.

– Святой Боже, я скорее убью тебя собственными руками!

Но Джезмин яростно вырвалась, вызывающе вскинула голову.

– По-моему, решение принимать мне, – ледяным тоном объявила она.

– Оставьте нас, – процедил Фолкон.– Идите в свою комнату, мадам.

Джезмин вышла, но, конечно, не подумала отправиться в свою комнату. Вместо этого она отыскала Мойру, счастливую тем, что ее сыновей наконец возьмут на службу и сделают из них настоящих рыцарей. Другие мальчики в их возрасте давно уже были пажами. Лучшего опекуна, чем их дядя, Хьюберт де Берг, трудно найти. Возможно, Уильям согласится послать с детьми и Мэрфи, чтобы тот приглядывал за ними. Самой Мойре ничего не было нужно – лишь оставаться рядом с мужем до конца его дней.

Джезмин, вздохнув, сжала ее руку. Нельзя обременять бедняжку своими бедами, ей и без того нелегко приходится. Она поднялась в свою спальню, начала вынимать платья из сундуков. С этого дня она будет спать с детьми, пока не настанет время отъезда. И только сейчас она поняла, что уже приняла решение. Никогда Джону не добраться до ее сыновей. Никогда она не сможет разлучить их с отцом. Король лишь помог ей принять это мучительное решение. Вместо того, чтобы ослушаться его приказа и вызвать тем самым немилость на головы де Бергов, Джезмин попросту отправится навестить бабушку. Она вздрогнула при мысли о путешествии в Англию, поскольку не знала, что ждет ее впереди. Но может, хитростью и уловками, да еще и с благословенной помощью Святого Иуды она сумеет избежать позорных ласк Джона. Но если она и принуждена будет покориться, значит, такова цена, которую придется платить за свободу сыновей.

Джезмин услыхала шаги Фолкона, но не повернула головы. Постояв на пороге несколько минут, он зловеще-тихо спросил:

– Какого дьявола вы здесь делаете?

– Перебираюсь в детскую, – сухо ответила она.

– Джезмин, прости, я вел себя как ревнивый дурак из-за письма Джона.– И после мгновенной паузы добавил:– Дело не в этом, правда?

Ночная сорочка, которую складывала Джезмин, выскользнула у нее из рук.

– Я была в Банретги... видела твоего ребенка.

– Нет у меня никакого другого ребенка, кроме близнецов, – завопил он, окончательно выйдя из себя.

– Ненавижу тебя! – неистово вырвалось у Джезмин.– Знал ли ты, как безумно я тебя любила? И никогда ничего не скрывала! Все отдала тебе! Ты унизил меня, заставив жить во лжи!

Фолкон понял, что жену не переубедить, какие бы доводы он ни приводил. Она ни капли ему не верила. Фолкон стоял молча, гордо, с бесстрастным лицом. Он отверг мысль притащить Морганну и заставить поклясться, что ребенок не его. На карту поставлена его честь! Вся его жизнь была основана на верности слову, прямоте и искренности. Когда Джезмин поймет, что муж не нарушил супружеских обетов, он примет ее извинения и простит.