«Сокол-1» - [10]

Лев совершает вокруг него вираж — словно ритуальный танец. Видит узкое, длинное лицо блондина, перекошенное в бессильной злобе. Парашютист грозит кулаком, потом выхватывает пистолет и, вращаясь на стропах, открывает стрельбу по истребителю.

«Огрызается, как волк на псарне, — подумал Шестаков, — вот полосну из пулемета — сразу поумнеешь!» Он уже положил было палец на гашетку, но тут же спохватился: «Пусть снижается, возьмем в плен, поближе посмотрим, что за зверь этот фашист».

Не думал — не гадал тогда Лев Шестаков, что пожаловал он жизнь врагу, с которым еще не раз придется скрестить пулеметные трассы в воздушных боях, и что кончится эта дуэль уже над советской землей…

Заходя на посадку, Шестаков видел вдали догорающий сбитый им самолет и снижающегося парашютиста, к которому устремилось по голой каменистой степи несколько легковых машин. Благо их хватало: автомобили были даже у командиров звеньев.

«Ну вот, свершилось наконец то, к чему так долго шел — и первый бой, и первый сбитый, — думал Лев, планируя на аэродром. — Правда, все произошло как-то не так, как следовало, как тысячи раз рисовалось в воображении. Эта проклятая двойная перезарядка! Перестраховщики придумали, а ты расплачивайся…»

Девотченко, Зубарева, Шестакова приветствовали все, кто был на аэродроме, прыгая, бросая в воздух головные уборы, что-то крича. Общий азарт охватил и гостей. Они тоже радостно махали приземлившимся летчикам, настраивали фотоаппаратуру…

Шестакова буквально вытащили из кабины, начали качать. Кто-то из журналистов успел щелкнуть затвором, запечатлеть этот момент, и потом снимок появился в одной из прогрессивных английских газет.

Англичанин в золотом пенсне долго выжидал, когда Шестакова оставят в покое. Ему страшно не терпелось задать какой-то вопрос. Это было написано у него на лице. Лев еще подумал: «Сейчас какую-нибудь каверзу подбросит».

И не ошибся.

— Мистер Честакофф, — улучив минуту, обратился тот, — вы дрались о-кей! Я вас поздравляю с победой. А теперь скажите, какое вознаграждение получите вы за сбитый самолет?

Шестаков чуть не присел от удивления. Он ожидал какого угодно вопроса, но не такого. Даже растерялся в первый миг. Но потом быстро нашелся:

— К сведению господина, мы сражаемся за республиканскую Испанию, а не за вознаграждение. Разве ваши летчики воюют здесь за деньги?

— Странный вы человек, мистер Честакофф. Наши, конечно, сражаются за деньги.

— Простите, — перебил его Лев, — и много они сбивают?

— Не оч-шень, — перестал улыбаться журналист.

— Нам сказали, что ваши летчики потихоньку уезжают отсюда…

— Да, да, верно. Здесь оч-шень жарко. И много не заработаешь.

— Жарко — это точно, — сказал Шестаков, — просто невыносимо. Только нашим людям это не мешает выполнять свой интернациональный долг. Хозе, — крикнул он тут же своему технику, чтобы закончить разговор, — угости-ка гостей апельсинами, они, наверное, как и мы, от жажды умирают.

Проворный Хозе тут же преподнес корзинку крупных сочных апельсинов и поррон с ключевой водой — кувшин с узким горлом.

Вот как мы его сбивали… Испания, 1937 г.

— Попить можно? — спросил американец. — Стакан есть?

— Тут стакан не требуется, — ответил Шестаков. Взял из рук Хозе поррон, поднял его на вытянутых руках, чуть наклонил, и живая, играющая на солнце струя полилась ему прямо в рот.

— О-кей! — воскликнул американец, щелкая затвором.

На аэродром доставили пленного пилота. Тощий, как хлыст, белобрысый немец. Прибыл с гитлеровским легионом «Кондор». Имеет награды. Глаза злые, ведет себя так, словно случившееся с ним — чистое недоразумение. Будто ничто для него не закон и не указ.

Девотченко не очень хотел заниматься с ним.

— Только проводили журналистов, теперь — пленный. Ну и денек! Решил было отправить его в штаб республиканцев, пусть там возятся с ним.

Но верх взяло простое человеческое любопытство: что за типы эти фашисты, чем живут, чем дышат?

С помощью переводчика состоялся следующий разговор.

— Ваше звание, имя, где родились?

— Лейтенант Курт Ренер, из Баварии, сын ремесленника…

— За что воюете в Испании?

— Защищаем интересы генерала Франко. Каудильо — друг фюрера.

— Какое же вы отношение имеете к интересам Франко?

— Каудильо — друг фюрера, — тупо, как раз и навсегда заученный урок, повторил немец. Потом он вдруг выпрямился, поднял голову: — Мы все равно вас победим. И всегда будем побеждать. Великая Германия покорит всех! — закончил он сорвавшимся голосом.

В разговор вмешался Шестаков:

— Вот ты кричишь о победе. Над кем?

— Над коммунистами!

— Запомни, фашист, не видать вам победы над коммунистами! Придет время — ничего от нас не останется на земле. Лучшее подтверждение тому — ты сам. Отлетался, больше не поднимешься!

Терпеливо выслушав переводчика, Курт Ренер прищурил злые глаза, уставился на Льва, словно стараясь хорошенько запомнить его, прошипел:

— Хорошо смеется последний. Я еще не отлетался. Мы еще встретимся, вы еще все услышите о Курте Ренере!

Нет, этому фашисту самоуверенности не занимать. Откуда такая спесь?

Допрос пленного дал хорошую пищу для размышлений. Шестаков никак не мог успокоиться: подумать только — сын ремесленника! Как же Гитлеру удалось оболванить свой народ? Где тут разгадка?..