Сокамерник - [3]

Тем более, что работа и умственно, и физически — не тяжелая. Особенно в научном секторе, где производятся различные опыты и эксперименты и где зеков задействуют в качестве подсобных рабочих, а иногда — и в роли подопытных, если речь идет о космической медицине. Наш Аспирин как-то проговорился, что космическая тюрьма — идеальное место для изучения воздействия невесомости на человеческий организм. Еще бы! Попробовали бы они найти других таких дураков проводить в космосе всю свою жизнь!..

«Гордиться тебе надо, Эд, — сказал мне недавно Аспирин. — Ведь ты с твоими двадцатью годами отсидки побил все рекорды пребывания в невесомости».

Ну и сказанул же он — гордиться! Издеваетесь, док? Да будь моя воля, я бы и за миллиард баксов не согласился ставить такие рекорды! Жизнь-то все-таки — одна-единственная, другой уже не будет, а из нее наше гуманное правосудие недрогнувшей рукой вырезало здоровенный кусок, и я еще должен этим гордиться?!..

Хотя, если уж быть до конца честным, то я сам, болван, виноват в том, что оказался участником этого неспортивного марафона. Не надо было честных граждан на тот свет отправлять пачками, тогда бы и не попал сюда. И не надо ныть про то, что по-другому выжить в этом трижды проклятом мире было нельзя…

Убивать себе подобных способны только самые гнусные уроды и отщепенцы, так что ж возмущаться, что тебя закинули на космические нары? Скажи еще спасибо, что вообще не казнили, как было когда-то. Нет, все-таки человечество становится все разумнее и разумнее, что бы там ни твердили журналюги и ученые-гуманитарии. В самом деле, кому раньше было выгодно вешать или расстреливать таких, как мы? Если вдуматься, никому, если не считать мифического чувства восторжествовавшей справедливости и отмщения. В итоге, общество теряло сразу двоих вместо одного — не только жертву, но и преступника. Не знаю, кому первому пришло в голову, но по мере освоения ближнего космоса зародилась и стала все больше крепнуть идея космической тюрьмы — КоТа, как мы ее называем сокращенно. Хотя, по сути, это не совсем тюрьма. Скорее — исправительно-трудовая колония на борту гигантской орбитальной станции.

И плюсы этой идеи явно перевешивали возможные минусы. Космос — идеальное место для надежной изоляции лиц, отбывающих наказание, от общества. Отсюда нельзя сбежать, следовательно, затраты на охрану и всякие спецустройства — минимальные. Кроме того, можно организовать уникальный производственный процесс. Не какие-нибудь там картонные коробки клеить или электрические розетки собирать, как это бывает в обычных исправительно-трудовых колониях, а производить то, что может быть сделано только в условиях космоса…

Ну, где там застрял разводящий по рабочим местам? Бывшему убийце и грабителю Эдуарду Краснову по кличке «Пицца» чер-ртовски хочется поработать, знаете ли…

Словно услышав мой мысленный зов, створки входного люка разъехались, и в дверном проеме замаячило хмурое лицо Митрича.

Я мученически вздохнул.

За те полтысячи дней, которые Митрич прослужил в КоТе, я полтысячи раз слышал от него по утром стандартную фразу: «Ну, граждане тунеядцы, убийцы и насильники, кто хочет сегодня поработать?».

Однако сегодня шутник-надзиратель, похоже, решил удивить меня.

— Вот что, Пицца, — хрипло сказал он, держась за коридорный поручень, чтобы не воспарить к потолку. — Сегодня ты на работу не идешь. Следуй за мной.

Я от неожиданности слишком резко дернул рукой, и меня смешно крутануло в воздухе.

— Куда это? — восстановив равновесие, осведомился я.

— Р-разговорчики! — проскрипел Митрич. — Руки в ноги — и полетели! Кэп тебя вызывает, ясно?

Меня словно ошпарило кипятком.

Блин, неужели я ошибся в своих подсчетах, и мой срок истек сегодня? Или меня решили выпустить досрочно? А может, в производственной зоне что-то случилось по моей вине, и теперь мне, наоборот, впаяют увесистую добавку к сроку?

В коридоре было пусто и тихо. Значит, Митрич пришел за мной после того, как развел всех по цехам. То-то мне показалось, что он задерживается.

— Что там случилось-то, Митрич? — как можно более дружелюбным голосом осведомился я.

Надзиратель буркнул:

— Откуда я знаю? Одно скажу: Кэп зря вызывать не будет.

Тут он был прав. Значит, действительно что-то стряслось. За полтора с лишним года своего царствия Кэп вызывал зеков на беседу лишь в исключительных случаях. Так что сейчас это могло означать, с вероятностью пятьдесят на пятьдесят, всё, что угодно. В диапазоне от «казнить» до «помиловать»…

Усилием воли я заставил себя отвлечься.

— Слышь, Митрич, — спросил я надзирателя, неуклюже плывшего за мной по коридору, как летучий кит, — а у тебя утром не бывает ощущения, будто ты себе ногу или руку отлежал?

— Не-ет, — мотнул он головой. — Как в невесомости можно что-то отлежать? Тело же ни черта не весит!

— А вот у меня бывает, — признался я. — И в последнее время — все чаще…

— Ну и неудивительно. Если б я с твое здесь оттрубил, может быть, и мне бы что-нибудь мерещилось… У меня другая фигня наблюдается, Эд. Ревматизм застарелый разыгрался. А с чего — сам не пойму. Сквозняков тут не бывает, температура постоянная поддерживается. А кости всё ноют и ноют…