Соглядатай, или Красный таракан - [22]

Что такое нормальный сон, многие из моих товарок напрочь забыли. Мы кемарили минут двадцать, ну, может, полчаса, вскакивали и снова становились к станку.

А мама писала мне: «Доченька! Приезжай скорее, фашисты уже под Кривым Рогом, хочу поглядеть на тебя напоследок и умереть вместе…»

А я послала, помню, такой ответ: «Мама! Я – комсомолка и никогда не подчинюсь врагу. Лучше вы ко мне приезжайте. Нашу фабрику эвакуируют в Иркутск. Бросайте всё! Жду вас».

Фабрика спешно готовилась к эвакуации. Я тоже собралась ехать в Иркутск. Но меня оставили при фабричном штабе противовоздушной обороны.

Мы, пятеро девчат – бойцов ополчения, неотлучно дежурили на постах: кто на крыше, кто на территории предприятия, кто ещё где-то.

И вот как-то под утро наш командир, взглянув на часы, сказал:

– Четыре часа утра… Марусенька, мне нужно сбегать домой. Моих эвакуируют сегодня. Надо попрощаться. Через час буду. А вы не стесняйтесь, кушайте мой завтрак…

Выпив стакан чая, я вышла на крыльцо. Над городом стоял сплошной гул, слышались пулемётные очереди, проносились на бреющем полёте самолёты. Из-за угла выбежал комендант нашего общежития Васильев.

– Ты чего здесь? – спросил он.

– Жду командира, – ответила я. – Связь с городским штабом ПВО оборвалась. Что делать – не знаю…

– Какая тебе связь! – нервно крикнул Васильев. – Немцы у Краснополья! Фронт в пяти километрах от города. Через час взорвут большой мост…

Выкрикнув всё это, он побежал дальше. То тут, то там в придорожной пыли вздымались и тут же опадали юркие фонтанчики. Ф-ф-ють, ф-ф-ють! Вражеские самолёты заполонили, казалось, всё небо, черным-черно от них стало.

– Маша! Айда в общежитие! Возьмём вещи, документы. Скорей! А то не успеем из города выбраться: мост скоро взорвут.

Кто кричит? А, это мои соседки по комнате!

Все вместе забежали в свою родную, уютную обитель. Уж как мы её украшали, старались, чтобы уютно было, уставили весь подоконник горшками с розами. Когда вышел приказ об эвакуации в Иркутск, мы их взяли и отнесли в комнату к ребятам. Но те после обеда получили повестки в военкомат, а нас, девчонок, оставили на казарменном положении. Ребята поднялись к нам, поставили цветы на подоконник: «До свидания, девушки! Война кончится – встретите нас букетами роз. Пусть растут!»

И вот остались розы совсем беспризорными…

Мы бежим, бежим с Октябрьской площади – от общежития к вокзалу. Там спасительный мост через Днепр. Успеть бы только до взрыва!

По дороге видим: вот лежат трамвайные вагоны, сошедшие с рельсов, звенят под ногами осколки витринных стёкол, выбитых ударной волной; вот валяется опрокинутый фургон, а рядом с ним лошадь…

Привокзальная площадь забита подводами, машинами, людьми. Всё окутано серой тревогой, дымом и гарью.

– Стой! Стой! – останавливает нас оклик часового.

Оказывается, надо пропустить на мост колонну машин с солдатами. Нас теснят всё дальше и дальше, к домам. Мои перепуганные подруженьки, ещё вчера готовые голыми руками задавить фашистскую гидру, чуть ли не в голос заревели. Ну, что делать? Я подошла к бойцам, сидевшим на подводах с боеприпасами:

– Товарищи бойцы! Я член комитета комсомола фабрики, инструктор ПВХО – командир санитарного звена, а эти девушки – мои бойцы. Помогите нам попасть на левый берег Днепра!

– Ну куда ж мы без вас! – рассмеялись солдаты. – Сидайте, девчата!

Оказавшись на том берегу, мы вскоре встретили фабричных ополченцев. Дорогие наши Иван Михайлович Лебедь, Абраша Цейтлин, Наум Друян и другие мужчины, как же мы вам радовались! А вы обступили нас, обнимали, расспрашивали, что происходит в городе. Девчонки сказали, что готовы приступить к своим обязанностям ополченцев: «Хотим остаться с вами!» Но тут Абраша Цейтлин, нахмурившись, изрёк:

– Отставить!

– Что такое?

– Товарищи девушки, посмотрите: у нас одна винтовка на пятерых, и одеты мы кто во что горазд, – ответил он. – Что вы будете тут делать? Пули ртом хватать? Идите-ка вы в тыл, в колхозы. Там нужны молодые и сильные руки – хлеба убирать, картошку рыть. Хлеб фронту нужен не меньше, чем оружие.

– Правильно Абраша говорит, – поддержали другие мужики. – Идите в колхозы! Это и будет ваша помощь фронту.

Распрощавшись с ополченцами, мы двинулись к станции Новомосковск. Над дорогой кружили фашистские бомбардировщики – как чёрное вороньё. Ухали зенитные пушки, стрекотали пулемёты, лёгкими ястребами носились наши истребители, а мы перебежками продвигались вперёд. Сердце рвануло острой болью, когда, оглянувшись, я увидела город в дыму, грохоте, огне: рвались цистерны с горючим, горела нефтебаза.

Только поздно вечером объявили посадку на поезд, но оторваться от бомбардировщиков удалось только заполночь. А до этого двигались так: пройдёт поезд метров сто-двести, тревога, все выбегают из вагонов и кидаются кто в кюветы, кто в придорожные кусты. Ужас!

Утром мы вышли на станции Перещепино. Вокруг стояла такая тишина, будто уши заткнуты ватой. Почему-то даже птиц не было слышно. Может, они почувствовали приближение войны и покинули эти места?

Галя Шляпкова и Оля Янчаковская были родом из этих мест, они нас сразу повели к элеватору: туда колхозники всей округи возят зерно – вот девчонки и подумали, что обязательно встретят своих земляков. Так и вышло.