Соглядатай Его Величества - [47]

Вскоре он убедился в том, что эта задача гораздо труднее, нежели ему представлялось: де Краон, а быть может, кое-кто и повыше саном, всем строжайше внушил: английским посланникам оказывать гостеприимство, во всем обращаться с ними хорошо, но не идти ни на какие уступки и ни в коем случае не делиться никакими сплетнями. Корбетт быстро заметил, что все его остроты и попытки завязать умную беседу ни к чему не приводят; даже проворный и беспечный язычок Ранульфа, его умелая лесть и забавные шутки не обернулись ни малейшим успехом среди молодых служанок, работавших при дворце.

Понимали они и то, что за ними наблюдают. Херви это держало в постоянном тревожном напряжении, и Корбетт устал успокаивать робкого товарища. Несмотря на пышные, торжественные зрелища, на великолепные яркие наряды рыцарей, придворных и слуг различного ранга, во дворце ощущалась некая скрытая угроза, затаенная злоба. Корбетт понимал, что такой враждебный настрой создан не де Краоном, а самим Филиппом — королем, похвалявшимся тем, что ему известно в пределах своего королевства все до мелочей.

Дни томительно тянулись. Корбетт проводил почти все время в королевской часовне, слушая песнопения, или жадно листал редкие книги или рукописи в дворцовой библиотеке. Король Филипп гордился собственной образованностью, и Корбетт с восхищением узнавал, что золото из французской казны тратилось на сочинения Аристотеля, дошедшие до потомков благодаря ученым-мусульманам из Испании и Северной Африки. Удовольствие от чтения, впрочем, омрачалось необходимостью все время приглядывать за Ранульфом, чье неустанное шатанье по дворцу представляло угрозу для посланников. Корбетт понимал, что они находятся в безопасности, лишь держась указанных им строгих правил. Стоит их нарушить, у французов появится основание заявить, что англичане злоупотребили своими правами и потому будут подвергнуты любому наказанию, какое король Франции сочтет подобающим.

Однажды, спустя неделю после прибытия в Лувр, Ранульф прибежал в мансарду запыхавшийся и объявил, что обнаружил во дворце других англичан. Поначалу Корбетт решил, что тот спятил, и отмахнулся от его слов, как от пустой блажи: верно, слуга его перебрал вина или просто очумел от вынужденного одиночества. Но когда Ранульф описал то, что видел, Корбетт понял, что слуга говорит правду. Скорее всего, Ранульф наткнулся на кого-то из заложников, которых вытребовал Филипп после капитуляции английской армии в Гаскони. Корбетт подумал, что, пожалуй, стоит с ними встретиться, и Ранульф охотно проводил его. Все эти люди — кучка стариков, женщин и детей — прогуливались в аптекарском саду позади дворца, где росли целебные и пряные травы.

Корбетт вспомнил о письмах, которые привез, и был рад услышать, что заложники получили их. Он немного поболтал с ними, рассказывая о том, что нового в Англии и при королевском дворе, попытавшись, насколько возможно, унять их тревогу и заверить, что очень скоро их тоске по родине придет конец. Он познакомился с сыновьями Тюбервиля — двумя крепкими парнишками, одиннадцати и тринадцати лет, похожие на отца и друг на друга, как горошины из одного стручка. Корбетт порадовался их юному задору и бесконечным расспросам об отце, в них не чувствовалось и следа уныния и мрачного настроения, владевшего остальными заложниками. Они рассказывали о полученных письмах, и старший, Джоселин, искренне признался, что порой не совсем понимает, о чем пишет отец. Корбетт рассмеялся, пообещав, что при встрече попросит их отца выражаться яснее и понятнее.

Он уже собирался уходить, как вдруг вдалеке мелькнули черные локоны. Он из любопытства подошел поближе — и от неожиданности раскрыл рот, узнав в незнакомке ту девушку, которую видел в последний раз вместе с де Краоном и Уотертоном, в грязной парижской харчевне, много недель тому назад.

— Кто эта юная леди? — спросил Корбетт у одного из сыновей Тюбервиля.

— А-а, — презрительно фыркнул тот, — да это леди Элеонора, дочь графа Ричмонда. Она всех избегает, одна сидит по углам. Она почти ни с кем не разговаривает.

— Что ж, — пробормотал Корбетт совсем тихо, себе самому. — У меня-то она заговорит.

Он обошел высокую цветочную клумбу и, подойдя к молодой женщине, тронул ее за плечо. Та проворно обернулась, и ее темные волосы взметнулись, точно траурное покрывало. Девушка была хрупкой и бледной, но выразительные сверкающие глаза и безупречные черты лица делали ее неотразимой.

— Вы о чем-то хотели спросить меня, месье? — проговорила она.

— Миледи, — начал Корбетт. — Позвольте выразить мое восхищение. Я — Хьюго Корбетт, старший секретарь Канцелярии Эдуарда Английского. Я прибыл сюда с посольством, а еще для того, чтобы передать вам поклон от вашего батюшки, а также от вашего тайного поклонника, Ральфа Уотертона.

Разумеется, все это были выдумки, но Корбетт понял, что попал в точку, увидев, как девушка покраснела и услышав сбивчивый ответ.

— Ведь Ральф Уотертон, — продолжал Корбетт, — ваш тайный поклонник, не правда ли, миледи?

— Да, — чуть слышно молвила она.

— А вас отец отослал в качестве заложницы во Францию? Чтобы разлучить с Уотертоном?