Софья Палеолог - [8]
В рядах византийской делегации не наблюдалось единства по вопросу объединения церквей (унии). Так, патриарх Иосиф II, император Иоанн VIII и Виссарион Никейский были сторонниками унии. Ярым противником унии показал себя Марк Эфесский. Деспот Димитрий также был настроен против унии. Известно, что он покинул Италию уже в 1438 году, не дождавшись решений собора.>{49} Кажется, перед лицом турецкой угрозы Димитрий чувствовал себя увереннее остальных: у него были связи при дворе султана. Забегая вперед скажем, что в 1442 году он предпринял попытку напасть на Константинополь с помощью турецких войск. Императору Иоанну удалось спастись только потому, что ему помог один из братьев — деспот Константин.>{50}
Феррара не стала местом принятия исторических решений. Вскоре после начала работы собора в город пришла чума — настоящее проклятие Средневековья, и участники срочно перебрались во Флоренцию. Это было на руку папе Евгению IV. Дело в том, что в Италии в ту пору продолжалась многовековая борьба за преобладание в регионе между сторонниками папы римского (гвельфами) и приверженцами германского императора (гибеллинами). Герцог Феррары Никколо III д’Эсте разделял гибеллинские взгляды, тогда как Флоренция была оплотом гвельфов.
Интересно, что участники собора переезжали из города в город не все вместе, а небольшими группами. Во Флоренцию они прибывали постепенно. Сначала в город въехал патриарх Иосиф, через несколько дней — император Иоанн, затем Димитрий, а позже всех Исидор Киевский.
Во Флоренции 1430-х годов уже вовсю цвела ренессансная культура. Узкие и кривые средневековые улочки решили выровнять, чтобы город обрел более гармоничный и упорядоченный облик. Но этот процесс только начинался, а потому русским участникам собора, вероятно, не сразу открылось очарование города. Русские люди, привыкшие к городским деревянным усадьбам с обилием зелени, вероятно, почувствовали себя на улицах «столицы Ренессанса» будто в каменном мешке.
Флоренция встретила церковных иерархов не только с почтением, но и с любопытством. К иностранцам здесь привыкли. Но греки и особенно славяне выглядели для флорентийцев весьма экзотично. О их облике гуманист Веспасиано да Бистиччи написал следующее: «Люди с длинной бородой, опускающейся на грудь, с густыми, косматыми, растрепанными волосами, другие с короткой бородой, с головой, выбритой наполовину, с выкрашенными бровями; многие выглядели так необычно, что даже самый грустный человек при их виде не мог удержаться от смеха».>{51}
Длинные бороды греков не только веселили жителей республики, но и напоминали им библейских героев. Искусствоведы не единожды отмечали, что на знаменитой фреске Беноццо Гоццоли «Шествие волхвов» (1459) из капеллы палаццо Медичи-Риккарди во Флоренции в качестве прототипов волхвов были взяты руководители греческой делегации на соборе. Так, Иосиф II стал олицетворением первого волхва, Мельхиора, Иоанн VIII — второго, Бальтазара, а Димитрий — третьего, Гаспара.>{52} Выбор этих персонажей свидетельствовал о том, что, по мысли богословов той поры, мудрость христианского Востока пришла на Запад в лице его главных представителей. Яркие, шитые золотом одежды членов восточной делегации выделяются среди запечатленной на фресках Гоццоли густой зелени тосканских садов. Сумрак капеллы будто подчеркивает торжественность приезда византийцев в Италию не меньше, чем тайну изображенной новозаветной сцены.
Устроившись на новом месте, участники собора принялись за работу. Споры о Символе веры и других расхождениях, мешавших унии, велись очень ожесточенно и порой на повышенных тонах. Русская традиция вложила в уста одного из наиболее последовательных противников унии Марка Эфесского даже слова о том, что «латыни не суть христиане».>{53} Едва ли Марк произнес эту фразу, однако его непримиримая позиция была осуждена императором и он, вернувшись из Италии, несколько лет (до рубежа 1442/43 года) провел в темнице.
Глава русской делегации митрополит Исидор традиционно (и справедливо) воспринимается как решительный сторонник унии. Однако в соборных прениях по догматическим вопросам он не всегда принимал сторону католиков. Так, он был противником латинского учения о filioque и в этом вопросе поддерживал Марка Эфесского.>{54} Но Исидор был убежден, что уния спасет Константинополь. Однажды он произнес: «Подобает нам духовно и телесно соединиться (с латинянами. — Т. М.), чем, ничего не добившись, возвратиться. Возвратиться, конечно, можно; но как мы собираемся возвратиться, куда, когда — я не знаю».>{55}
Несмотря на серьезное противодействие со стороны православного духовенства (как греков, так и русских), уния была заключена. Многие были вынуждены ее подписать под серьезным давлением со стороны сторонников объединения. Лишь некоторым противникам унии удалось уклониться от ее одобрения.
