Софья Палеолог - [13]

Плач о Константинополе написал и другой выдающийся церковный и политический деятель — Иоанн Евгеник. Уже в 1450-е годы этот текст был переведен в Новгороде на древнерусский язык. Полагают, что «Рыдание» Иоанна Евгеника попало на Русь через Афон и было первым по времени откликом на события 1453 года в русских землях.^{90} Сохранилось не менее девяти рукописей, содержащих этот печальный текст, который, к сожалению, до сих пор остался неопубликованным.

Средневековые рукописные книги обладают удивительной способностью затягивать любителей древностей в прошлое. Именно в часы архивной работы ученый в полной мере встречается с Историей: он не просто держит в руках старинный манускрипт, а в числе первых узнает его содержание. Одно из самых больших удовольствий в профессии историка — волнующее ощущение личной причастности к минувшему. Тому, кто не пожалеет времени, чтобы разобрать ломкие очертания старинных букв, многое может открыться. Возьмем же в руки древнерусский фолиант…

И русские, и византийские богословы всегда помнили об участии Бога во всех делах земных. Голосом древнерусского книжника Иоанн Евгеник уподоблял захват Константинополя преждевременно совершившемуся апокалипсису «Како не низпаде небо, како не стрясеся вся земля, како не разседеся и ныне камение и гроби отверзошася и телеся святых восташа и преже времени то вся видевъ и пострадавъ и услышавъ азъ…»^{91} Страшные события, очевидцем которых стал Иоанн Евгеник, переданы им весьма натуралистично: ужас от того, что творилось в городе, пробирал «даже до плоти и мозгов и костей».^{92} Для описания необычайного трагизма ситуации — «беды величества»^{93} — автор прибегнул к традиционным для христианской литературы клише, таким как описание «кровавых рос» и «черных потов». Иоанн Евгеник не искал рационального объяснения произошедшему и осмысливал катастрофу 1453 года с традиционных для христианина провиденциальных позиций (подразумевающих деятельное и постоянное участие Бога в жизни людей). «О тристрастный род мы, что пострадахом от Божиаго промысла!»^{94} — восклицал автор.

Позже, на рубеже XV–XVI столетий, в русской книжности появилось еще одно произведение о падении Константинополя — «Повесть о взятии Царьграда турками в 1453 году», часто приписываемая загадочному человеку по имени Нестор-Искандер (Искандер — восточный вариант имени Александр). Автор был очевидцем событий 29 мая 1453 года.^{95} Его текст тоже по-своему трагичен, но в нем уже нет надрыва и безысходности, которыми отмечено «Рыдание» Иоанна Евгеника.

В «Повести о взятии Царьграда турками» приведены страшные подробности осады. Султан задумал бросать тела своих погибших воинов в город, чтобы они там разлагались и распространяли смрад и заразу. Но люди, бывавшие в Царьграде, сказали ему, что крепость слишком велика, чтобы гниение трупов доставило существенное неудобство осажденным. Тогда султан приказал жечь мертвецов и направить дым на город, но ветер отнес дым в противоположную от цитадели сторону. Кровь же погибших загнила в реках и источала зловоние, но и это «граду не повреди, ветру относящу».^{96}

Оплакивая город, автор «Повести…» восклицает: «О велика сила греховнаго жала! О, колико зла творит преступление! О, горе тобе, Седмохолмий, яко погании тобою обладают!..»^{97}

Память о падении Константинополя сохранилась у греков и в форме песен, исполненных загадочных образов. В одной из них речь идет о том, как женщина готовила рыбу и услышала голос, который сказал, что рыбы оживут и улетят, а город достанется туркам. И действительно, рыбы ожили и улетели, а в город въехал турецкий наместник. Этот сюжет интересен тем, что в нем рассказаны невозможные, чудесные события, какие могут произойти только при участии высших сил, которым приписывается здесь взятие города.^{98}

Эти тексты созданы в разное время, но проникнуты одинаковой болью. Читая их, невольно вспоминаешь строки одного из античных поэтов I века н. э. Луция Аннея Сенеки (Сенеки Младшего), посвященные упадку греческих земель в составе Римской империи:

Греция, скошена ты многолетней военной бедою,

Ныне в упадок пришла, силы свои подорвав.

Слава осталась, но счастье погибло, и пепел повсюду,

Но и могилы твои также священны для нас.

Мало осталось теперь от великой когда-то державы;

Бедная, имя твое только и есть у тебя!^{99}

* * *

В 1453 году Софье Палеолог было около трех-четырех лет. Она жила на Пелопоннесе и не видела ужасов падения Константинополя. Однако на долю ее семьи выпали многие злоключения, порожденные этой трагедией. Софья с детства слышала красочные и печальные описания гибели Византии. Все это отразилось на ее характере и мироощущении. Ей не был близок мусульманский Восток, она стремилась держаться от него подальше. Не этим ли будут обусловлены впоследствии слухи о том, что именно она уговорила выгнать из Кремля ордынское подворье? И не этот ли страх перед безжалостными восточными ордами много позже — осенью 1480 года — заставит ее бежать с детьми из Москвы на Белоозеро?..

Кто спасет Византию?

Ситуацию в Морее после 1453 года можно охарактеризовать как политический хаос и самую настоящую анархию.