Софья Ковалевская. Женщина–математик - [15]
Занятия Ковалевской нарушались поездками в Париж к сестре, и там ей приходилось поневоле разделять бурную судьбу своей сестры, переживать много разного рода треволнений и даже подвергать свою жизнь опасности.
Анна Корвин-Круковская, не имея никакой склонности к занятиям наукой, как мы сказали, скоро оставила Гейделъберг и потихоньку от родителей уехала в Париж. Письма ее к своим в Россию пересылала сестра, которая вообще была всегда заодно со своей Анютой. В Париже Анна занялась политикой, влюбилась во француза, сделавшегося одним из видных членов Коммуны. Она разделяла и увлечения, и судьбу своего возлюбленного, который был приговорен к смертной казни. Ковалевская и ее муж провели с сестрой дни осады Парижа!.. Потом она взяла на себя открыть родителям обман сестры, объяснить ее положение, выпросить у них прощение, умолить их употребить все усилия спасти жениха дочери.
Виктор Жакляр.
Отец и мать не только простили, но сами отправились в Париж и выручили из беды дочь и будущего зятя, Жакляра. После свадьбы молодые поселились в Цюрихе; им нельзя было ни жить во Франции, ни ехать в Россию, куда так тянуло уставшую от всего пережитого г-жу Жакляр, когда-то так скучавшую в покое, тишине, на приволье деревенской жизни!
Устроив дела своей сестры, Ковалевская засела за письменный стол. Она отдыхала только во время каникул, которые проводила то в деревне у отца с матерью, то с сестрой в Швейцарии, то в путешествиях с мужем.
В деревне она занималась математикой с братом, который обнаруживал большие способности к этой науке, а в доме сестры предавалась чтению произведений русской и иностранной беллетристики и беседовала о них с сестрою с большим наслаждением. Она всегда принимала живейшее участие во всех событиях жизни своей сестры. Когда у Жакляров родился сын Юрий, то она приехала в Цюрих вместе с отцом и матерью и с большой любовью связала одеяльце своему племяннику. Материальное положение обеих сестер было не блестяще. Превосходные издания работ Ковалевского приносили очень мало дохода, а Жакляр лишен был в то время возможности зарабатывать деньги: он готовился к экзамену на доктора медицины; родители давали всем своим детям поровну, по тысяче рублей в год. Ковалевская в эту пору своей жизни держалась в стороне от большого света и говорила, что не желает знакомиться с ученым миром до тех пор, пока не напечатает докторской диссертации и не займет в ученом мире своего места. Разумеется, ей приходилось изменять иногда этому решению; нашею соотечественницей и тогда настолько интересовались, что ей не всегда удавалось избежать знакомств с учеными. Так, например, когда она гостила у сестры в Цюрихе, ей пришлось завязать знакомство с одним цюрихским профессором, любимым учеником Вейерштрасса, который очень настойчиво желал ее видеть и сам ее настолько очаровал, что ей пришла в голову мысль принять его предложение – остаться в Цюрихе и заняться вместе с ним решением одного вопроса из области математики. Но эта мысль тотчас была отброшена; она знала, что, оставшись на зиму в Цюрихе, глубоко огорчит своего старого учителя и друга – профессора Вейерштрасса. Он в ее отсутствие был сделан ректором Берлинского университета и тотчас написал ей, что, несмотря на новые обязанности, сопряженные с большой тратой времени, рассчитывает продолжать свои занятия с нею.
Карл Вейерштрасс.
Пришлось собираться в Берлин – на том же настаивала сестра: надо было кончить начатые работы, а не приниматься за новые.
Через год она представила в Геттингенский университет три работы, из которых каждая заслуживала степени доктора, – о кольце Сатурна, об Абелевских функциях и о дифференциальных уравнениях с частными производными; последняя тотчас была напечатана в известном математическом журнале Крелля, а первые две появились в печати несравненно позднее. Здесь мы наталкиваемся на интересный вопрос: почему же две первые работы не были напечатаны так долго? Ответ мы найдем в особенностях нравственной природы Ковалевской. Она всегда стремилась к чему-нибудь трудному, с глубокой страстью любила все сокровенное, недоступное, постоянно ставила себе сложные задачи в науке и в жизни, но пользоваться и наслаждаться плодами своего труда было не в ее характере. В этом проглядывала прежде всего черта, свойственная всем русским: не ценить своего труда; можно с достоверностью сказать, что менее важная работа не залежалась бы ни у одного немца. Но Ковалевская так настойчиво стремилась к достижению цели и, достигнув ее, настолько уставала, что не могла радоваться, но погружалась в меланхолию и чувствовала недовольство собою. Это особенно сказалось после получения степени доктора; нуждаясь в глубоком и продолжительном отдыхе, она отправилась в Палибино, где на лето собралась вся семья.
Глава V
Опять на родине. – В Палибине и в Петербурге. – Совместная жизнь Ковалевских. – Что привело их к коммерческим предприятиям. – Рождение дочери Софьи. – Участие в делах Высших женских курсов. – Разорение Ковалевских. – Различное отношение обоих супругов к ударам судьбы. – Начало несогласий между ними. – Реферат Ковалевской на съезде естествоиспытателей в 1880 г. – Ковалевская снова отдается математике
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.