Содержанка - [155]

— Лида, — прохрипел он, — уходи отсюда. Немедленно. — Он толкнул ее, но это движение было до того слабым, что она даже не почувствовала его. — Не плачь, — прошептал он. — Уходи.

Она не чувствовала, что по щекам ее катятся слезы. Она поцеловала его белые волосы, они пахли дымом. Из его уха сочилась кровь.

— Папа, — выдохнула она и подсунула ногу под край плиты, которая придавила его.

Опираясь о вторую ногу, она немного привстала. Плита приподнялась на какую-то долю сантиметра. Этого хватило Йенсу, чтобы освободить вторую руку и попытаться выползти из завала на локтях. Но его ноги были крепко прижаты к полу. Он был в ловушке.

— Уходи, Лида.

— Я тебя не оставлю.

— Тогда мы умрем вместе.

Вместо ответа Лида схватила лежащий рядом горящий кусок древесины и, не обращая внимания на огонь, вставила его подлакированную плиту, освобождая свою ногу. Потом наклонилась, взяла обе руки отца и стала тянуть их изо всех сил, пока ей не начало казаться, что ее легкие вот-вот разорвутся от напряжения. Сначала ничего не происходило, но потом что-то под завалом подалось, раздался треск, и тело Йенса начало медленно выскальзывать. Он не издавал ни звука. Лида видела по его зеленым глазам, какую боль он испытывает, но не переставала тянуть, пока наконец не освободила его из-под обломков. Необыкновенное чувство облегчения нахлынуло на нее, но тут она увидела его ноги. Сквозь окровавленную плоть во все стороны торчали обломки белых костей. Колено было вырвано.

— Лида, прошу тебя, уходи. — Лицо Йенса было совершенно бесцветным, губы сделались пепельными. — Я не хочу… убить еще и свою дочь.

Лида присела радом с ним, низко наклонилась и перебросила одну его руку себе через плечо.

— Это ты устроил? Этот пожар?

Он улыбнулся, и его улыбка показалась ей прекрасной.

— Готов? — спросила она.

Он попытался освободиться от ее хватки, но она не отпустила. Вместо этого привстала, поднимая его на спине. И снова он не издал ни звука, когда искалеченные ноги потянулись за ним, только дыхания его тоже не было слышно. Неожиданный шквал искр и горящих обломков посыпался на них сверху, и Лида почувствовала, как что-то обожгло ей ухо, а потом шею сзади, но отец потушил ее волосы. Она покачнулась — ее легкие отчаянно требовали кислорода — и с трудом сделала шаг вперед. Они оба понимали, что спастись из этого пекла можно было только бегом, но Лида не могла бежать. Отец был слишком тяжел. Она сделала еще шаг.

— Положи меня, Лида, — раздался его голос у нее над ухом. — Я люблю тебя. Люблю за то, что ты пришла за мной. А теперь положи.

— Алексей тоже пришел. — Еще шаг. — Это он остановил… — Еще три шага, но каждый короче предыдущего. — Остановил грузовик.

— Зачем?

— Потому что ты… — Она продолжала идти вперед, задыхаясь дымом. — Его отец.

Перед ней выросла стена огня. Это конец. Ей нужно было пройти через нее. Лида повернулась лицом к отцу.

— Готов?

Он поцеловал ее в щеку.

— Лида, Алексей не мой сын.

Чан не сдавался. Он найдет ее. Или умрет. Другого варианта не было. Он без остановки выкрикивал ее имя, но пламя проглатывало слова. Дым душил жизнь. Он чувствовал, как она умирает в его легких, и страх за Лиду разрывал его сердце на части.

Боги предупреждали его. Они послали ему знамение, но он отказался внять ему. Слушал только ее слова. Он позволил ей перебраться через стену и теперь расплачивался за то, что не прислушался к шепоту богов, за то, что не сохранил желания в равновесии. Он мог жить (или умереть) с этим, но он не мог позволить, чтобы и она погибла из-за этого.

Он кричал. Он ревел в огонь ее имя, и пламя ревело ему в ответ. Оно хохотало ему в лицо огненными вихрями. Он не видел ничего, кроме окружавшей его со всех сторон геенны, куда бы ни повернулся, пока вдруг не осознал, что использует не то чувство. Глаза могут лгать, ошибаться или поддаваться панике. Поэтому он закрыл их. Стоя совершенно неподвижно, Чан выдохнул из легких яд и снова прислушался. Только на этот раз он слушал сердцем.

Лида осознавала, что у нее горят волосы. Йене у нее за спиной уже не шевелился. Не переставая идти вперед, делая один мучительно медленный шаг за другим, она запретила своим коленям подкашиваться, хотя и догадывалась, что Йене тоже, скорее всего, горит. Мозг ее уже начал отказывать. Конечности перестали слушаться, и легкие начали закрываться. Она уже не смогла бы закричать, если бы захотела. Как ей удавалось до сих пор оставаться на ногах и пробиваться через туннель из огня и дыма, у которого, казалось, не было конца, она не представляла. В голове промелькнула мысль, что она уже умерла и что это ад.

Чан, я не попрощалась с тобой. Не сказала, что люблю тебя. Эта мысль расширилась и заполнила весь разум, так что, услышав вдруг его голос, она не знала, откуда он донесся — снаружи или изнутри. Неожиданно кто-то снял с ее спины отца, и знакомая сильная рука обвилась вокруг ее талии, поддержала… Даже если она умерла и ей предстояло провести вечность в адовых муках, ей было все равно, потому что рядом был Чан Аньло.

Последние мгновения слились в одно размытое пятно, и она почувствовала, что дрожит всем телом. Волосы ее уже не горели. Огромные лапы хлестали ее по щекам, отчего голова ее металась из стороны в сторону. Сквозь туман в глазах Лида увидела черную глазную повязку, потом услышала чей-то смех. Смех? Разве мертвые могут смеяться?