Социальная сеть «Ковчег». Часть 2 - [5]

— Маргарет, это исключено! — резко ответил её муж.

— Почему, Джордж? — жалостливо спросила она, поглаживая меня по спинке.

— Ты хочешь дать нашему сыну русское имя, — терпеливо продолжил он, — и какое будущее ты ему обеспечишь этим в Калифорнии? Все будут коситься на него. Как вообще имя Володя пришло тебе в голову?

— Его я вспомнила первым, когда родила, — сказала Маргарет.

— Нет! — резко оборвал её муж.

— Почему нет? — спросила моя мама.

— Потому что нет! — резко сказал Джордж. — Я всегда мечтал назвать своего сына в честь американского президента.

— Я хочу, чтобы был Владимир! — повысив голос, сказала Маргарет.

— Давай тогда торговаться, — рассмеялся Джордж, — чтобы ни тебе, ни мне.

Мой предательский рот, не вынпуская сосок, цедил материнское молоко, не обращая внимания на то, что тут решалась моя судьба. Внутренне я напрягся, но внешне не мог этого проявить. Я смотрел на размытый образ своего упрямого отца и пытался внушить ему правильное имя. Я повторял его постоянно.

— Давай назовём нашего малыша Томас, — предложил он после паузы.

— И он всю жизнь будет красить заборы? — рассмеялась Маргарет.

— Тогда давай назовём его Стивен, — глядя ей в глаза, сказал Джордж, — в честь Кливленда.

— Да ну тебя! — махнула рукой Маргарет. От этого движения сосок выпал из моего рта. Но я снова нашёл его и продолжил своё дело.

— Давай тогда назовём его на букву «В», — предложил мой отец, — будет очень похоже на то русское имя, которое ты выбрала.

— Владимир? — с радостью спросила Маргарет.

— Я же сказал, — с неудовольствием ответил Джордж, — я хочу назвать своего сына именем президента. Это моё главное условие.

— И что ты тогда придумал? — с интересом спросила она.

— Вильям, — после долгой паузы ответил он и многозначительно замолчал.

— И что? Был такой президент? — задумавшись, спросила Маргарет.

— Их было трое! — ответил Джордж, подняв вверх три пальца. — Тем более, самого богатого человека на планете в 2009 году звали Вильям.

— Компьютерщика? — спросила Маргарет. — Я не хочу, чтобы наш сын стал компьютерщиком.

— Соглашайся, — кивнув головой и присаживаясь ближе, сказал муж.

— Ладно, — вздохнула Маргарет и поцеловала его.

Вильям? Вильям! Что ещё за Вильям? В моей жизни с этим именем вообще ничего не связано. Оно лишь отдалённо напоминает имя Володя. Ужасные американцы. Почему они не спросили моего мнения? Почему моя мама не смогла настоять на своём? Где феминистки? Ох уж этот мужской шовинизм. Они тут успокоились, а мне теперь мучиться всю жизнь.

— Билли, — медленно пропел папа и погладил меня по голове.

— Вильям, — сказала мама, продолжив гладить меня по спинке.

Я понял, что приговор подписан и обжалованию не подлежит. Наше дело маленькое и нужно привыкать. Уже на следующий день нас выписали из больницы. Меня долго укутывали в несколько слоёв и вынесли на улицу. Судя по нескольким снежинкам, попавшим мне на лицо, там была зима.

Папа загрузил нас в огромную машину и повёз домой. Мы ехали в десять раз медленнее, чем я привык. Он постоянно оглядывался на нас с мамой. Я лежал в руках у мамы на заднем сидении и через огромное окно смотрел на размытые образы плывущего мимо нас пейзажа. Ехали мы очень долго. Примерно час. За эти 120 часов моей жизни я стал понемногу привыкать к тому, что я маленький. По внутренним ощущениям, я молодел каждый день на десять лет.

Было приятно ощущать своё тело молодым. Поясница уже не болела, суставы двигались без какого-либо дискомфорта. Голова ни разу не испытывала боль. Сердце перестало шалить. Дышалось легко и свободно. Кормили меня досыта. Возили осторожно. Нужно будет не забывать иногда кричать, чтобы не вызывать подозрений у американцев. Очень неудобно было то, что я не мог управлять своим телом. Жизнь вокруг проносилась без моего участия.

Когда Джордж остановил свой автомобиль, он вышел и через секунду открыл нашу дверь. Приятно пахнуло деревней. Запах навоза и печного дымка, смешанный с ароматом деревенской еды, я не ощущал уже больше 45 лет. Как будто я вернулся к бабушке в деревню. Мне это нравилось. Когда я прислушался, я услышал знакомые звуки домашних животных. Особенно громко звучало многоголосие свиней.

Отец взял меня на руки и отнёс в большой двухэтажный дом. Внутри пахло пирогами. У меня сразу потекли слюнки, но потом я понял, что вряд ли эти американцы будут угощать этой вкусной едой пятидневного младенца. Кстати, за эти дни вкус маминого молока стал мне нравиться больше. Через неделю я смог различать его разновидности, как будто оно имело несколько сортов. Вкуснее всего было утром. А чем ближе вечер, тем более разбавленным оно казалось. Не знаю, что за повара его готовили, но они явно всё разбавляли водой в диком количестве. В отличие от поваров внутри мамы, повара внутри коровы готовят вкуснее.

Если честно, я очень скучал по домашней пище. Мама готовила очень вкусно, и мы часто находились на кухне. Запахи стояли такие, что кухню я воспринимал как комнату для пыток. Человеческая еда стала для меня навязчивой идеей. Когда научусь ползать, обязательно украду пару жареных крылышек. Конечно, приятно было, что грудь у мамы красивая, но она явно не приспособлена для удобного питания. Приходится потрудиться, чтобы выдавить оттуда 50-граммовую порцию. На каждую рюмку молока мне приходится тратить по 20 минут. Мало кто задумывается, как тяжело питаться маленьким детям.