Социальная психология и история - [11]

Но это лишь один полюс диалектики. Начать с того, что работу партии Ленин ориентировал не только на время взрыва, но и на время затишья, когда от партии требуется политическая агитация для пробуждения широких масс. Главное же: авангард потому и авангард, что он способен увлечь и зажечь массу. “А в критические минуты жизни народов бывало не раз, что даже немногочисленные передовые отряды передовых классов увлекали за собой всех, зажигали огнем революционного энтузиазма массы, совершали величайшие исторические подвиги”. Эта роль авангарда выполнялась в истории не просто пропагандой передовой теории, но именно распространением своего энтузиазма, именно зажиганием пожара революционного настроения. Ленин писал: “Все великие политические перевороты решались энтузиазмом передовых отрядов, за которыми стихийно, полусознательно шла масса”.

Когда в 1905 г. партия призвала сосредоточиться на внепарламентских средствах борьбы, это было призывом людей, пишет Ленин, “на деле стоявших впереди толпы, впереди миллионов борцов из рабочих и крестьян. Поддержав этот призыв, миллионы показали, что лозунг был объективно-верен, выражал не только „убеждения" горстки революционеров, а действительное положение, настроение и инициативу масс”. Масса инстинктивно чувствует нашу правоту, писал Ленин в 1916 г.  Иначе говоря, лозунги партии падают на адекватную социально-психологическую почву и отвечают объективным интересам масс. В этом состояла сила большевистской партии. В 1917 г. Ленин подчеркивал: “Именно мы и только мы „учитываем" и перемену настроения в массах, и нечто еще гораздо более важное и глубокое, чем настроение и его перемена: основные интересы масс…” Большевики, продолжал Ленин, отворачиваются от шовинизма, чтобы выражать интересы масс и звать их на революцию, “их перемену настроения использовать не для беспринципного подлаживания под данное настроение, а для принципиальной борьбы за полный разрыв с социал-шовинизмом”.

Как видим, Ленин — противник слепого следования партии за массовой психологией. Он прямо заявляет это. “Конечно, не всем указаниям массы мы подчиняемся, ибо масса поддается иногда — особенно в годы исключительной усталости, переутомления чрезмерными тяготами и мучениями — поддается настроениям нисколько не передовым”.

Вот какова — в плане психологии — эта диалектика взаимоотношений массы и авангарда, или, как говорил Ленин в “Что делать?”, толпы и профессиональных революционеров. Партия всегда должна быть с массой, “непременно идти туда, куда идет масса, и стараться на каждом шагу толкать ее сознание в направлении социализма…”. Руководящую роль партия завоевывает и тем, что она всегда остается с массами, и тем, что она своей энергией воодушевляет и направляет их. Но прежде всего историю творит трудящаяся масса. В 1905 г. Ленин писал, что рабочий класс инстинктивно рвется к открытому революционному выступлению, а мы, партия, должны правильно поставить задачи этого выступления, т.е. руководить пролетариатом, а не только тащиться в хвосте событий. О том же писал Ленин в начале 1917 г.: единственной действительной силой, вынуждающей перемены, является лишь революционная энергия масс, и именно она ведет к пропаганде, агитации и организации масс со стороны партий, идущих во главе, а не в хвосте революции. “Социализм не создается по указам сверху. Его духу чужд казенно-бюрократический автоматизм; социализм живой, творческий, есть создание самих народных масс”.

Вспомним, как ставил вопрос Ленин в июльские дни 1917 г. о долге партии по отношению к настроению масс. Налицо “все большее нарастание недовольства, нетерпения и возмущения масс… Безусловным долгом пролетарской партии было оставаться с массами, стараясь придать наиболее мирный и организованный характер их справедливым выступлениям…”.

Вспомним, как смело повернулся Ленин лицом к крестьянским чаяниям об уравнительном разделе земли после того, как Октябрьская революция передала ключевые экономические и политические позиции в руки пролетариата: “Жизнь — лучший учитель, а она укажет, кто прав, и пусть крестьяне с одного конца, а мы с другого конца будем разрешать этот вопрос. Жизнь заставит нас сблизиться в общем потоке революционного творчества, в выработке новых государственных форм. Мы должны следовать за жизнью, мы должны предоставить полную свободу творчества народным массам”.

Вспомним, наконец, как аргументировал Ленин необходимость политической передышки в 1918 г.: большевики народ убедили, отвоевали от богатых влияние на него, но разруха, голод, наследие войны — “все это неизбежно породило крайнее утомление и даже истощение сил широкой массы трудящихся. Она настоятельно требует — и не может не требовать — известного отдыха”.

Итак, партию Ленин расценивал не саму по себе, а по ее позиции в отношении творца и решающей силы истории — народной трудящейся массы. Это — единственная мерка, которой ее меряют и политическая практика и история. “…Всякая фальшь в позиции какой-нибудь партии приводит эту партию немедленно к месту по ее заслугам”. Исходя из этого понимания взаимоотношений партии и масс, Ленин уделял немало внимания не только психологии масс, но и психологии членов партии. Подчас он сурово критиковал последнюю. Характерно письмо к Луначарскому в 1905 г.: “Плохое настроение у нашей публики в Женеве. Я удивляюсь часто, как немногого нужно, чтобы люди, не вполне самостоятельные и непривычные к самостоятельной политической работе, падали духом и кисли…. Искровцы подвижны и суетливы, беззастенчивы по-торгашески, искушенные долгим опытом демагогии, — а у наших преобладает какая-то „добросовестная глупость" или „глупая добросовестность". Не умеют бороться сами, неловки, неподвижны, неуклюжи, робки… Милые ребята, по ни к дьяволу негодные политики. Нет у них цепкости, нет духа борьбы, ловкости, быстроты”.