Социальная мифология, мыслительный дискурс и русская культура - [12]

Эти слова принадлежат Вильгельму Гумбольдту, составителю устава Берлинского университета, основанного в 1810 г. Устав этот, говорил Г. Вейль, на более чем сто лет — до нацистского переворота 1933 г. — обеспечил лидирующее положение науки Германии в общей динамике мирового научного знания.

Здесь уместно сказать о причине взлета науки и высшего образования в Германии XIX и первых десятилетий XX века. Как показывает Вейль, в немецких университетах, с тех пор как они приняли современный вид, то есть с конца XVIII века (и до прихода к власти нацистов), царил дух интеллектуальной свободы. «Под влиянием философии Лейбница и Христиана Вольфа, а также при личном содействии Вольфа философский факультет Прусского университета в Галле стал центром широких исследований в области физических наук, математики, гуманитарных наук, истории и философии».[15] Вскоре английский король Георг II, который был одновременно правителем Ганновера, основал университет Георга Августа в Геттингене. Дело, начатое в Галле и Геттингене, было продолжено в Берлине, где в 1910 г. был основан университет, устав которого был разработан В. Гумбольдтом. Душой нового университета были братья Гумбольдты — Вильгельм и Александр, а также знаменитые философы — Фихте, Шлейермахер, Гегель. Именно создателям Берлинского университета обязана была Германия торжеству двух величайших принципов университетского образования, значение которых имеет непреходящее значение. Первый принцип — это сочетание преподавания и научных исследований, второй — это Lehr- und Lernfreiheit, то есть свобода выбора как у преподавателей, так и у студентов. Был еще и третий принцип: автономия университетской корпорации по отношению к государственным установлениям и учреждениям.

Свобода выбора университетского преподавателя — профессора или приват-доцента означала его право учить студентов тому, что он считает нужным и так, как он это умеет. Свобода же выбора студента состояла в его праве выбирать как учебные курсы, так и преподавателей. Это создавало в профессорской корпорации атмосферу соревновательности, причем нередко профессора сознательно шли на это. Так, свои лекции по диалектике в Берлинском университете Шлейермахер специально назначал в те дни и часы, в которые тот курс читал Фихте (и на лекции Шлейермахера записывалось больше студентов, чем на лекции Фихте!). В результате профессора и доценты собирали вокруг себя небольшие группы студентов, увлеченных данным предметом или данной проблематикой, и так возникали научные школы, появлялись ученики, со временем приходившие на смену учителям и продолжавшие традиции данной школы.

Очень важным фактором была автономия университетов — и это несмотря на то, что университеты финансировались государством. Составной частью этой автономии (выражавшейся, в частности, в выборности ректора и деканов факультетов), вернее, ее основой была независимость профессоров, обеспечивавшая им высокий социальный статус. По закону государственные органы не имели права лишить профессора его звания или оклада (которое ему выплачивало государство), перевести на другое место и тем более уволить. Это необычайно поднимало престиж профессорского звания.

Университет таким образом становился подлинным храмом науки, цель которого, по характеристике одного из цитируемых Вейлем авторов, был Wissenschaft — знание в самом возвышенном смысле этого слова, то есть ревностный, систематический, самостоятельный поиск истины во всех ее формах, безотносительно к какому бы то ни было ее утилитарному использованию.[16] В итоге в обществе соотечественников Вейля царил «искренний и страстный интерес к вещам, связанным с работой ума. Все и вся, относящееся к университету, пользовалось исключительным и всеобщим уважением».[17]

11. Наука в России: до и после «пролетарской революции». Отчуждение от истины

Русская наука и университеты в XVIII–XIX вв. развивались в основном под влиянием германской традиции. Правда, права университетской профессорской корпорации на протяжении двух веков (первый устав университета, вводивший в нем автономию, был утвержден при Александре I в 1804 г.) то расширялись, то сужались, университетская автономия бывала то большей, то меньшей, ректор и деканы могли назначаться министром народного просвещения — все это так. И все же академическая свобода в дореволюционной российской высшей школе была весьма значительной, каждый университет был крупным научным центром, а статус профессора — высоким. В частности, существенно, что, начиная с устава 1884 г., в России был введен заимствованный из Германии институт приват-доцентов.

Приват-доцентура возникла в германской высшей школе. Лицо, окончившее университет (не обязательно в самой Германии — это мог быть университет в Австро-Венгрии или Швейцарии — странах, воспринявших традиции, заложенные уставом Гумбольдта), то есть сдавшее государственный экзамен, а также прошедшее дальнейшую подготовку в университете и сдавшее дополнительный экзамен (безразлично в каком университете) получало право преподавания в университете, чтения лекций в нем. Государство, однако, не финансировало приват-доцентуру: материальное положение поддерживалось материальными взносами студентов, записавшимися на лекции приват-доцента, поскольку они заинтересовались предметом. Не будучи связанным какой-либо программой, приват-доцент мог свободно развивать собственное научное направление, ожидая, что он получит признание в научном сообществе, которое выразится в том, что какой-нибудь университет пригласит его в качестве ординарного профессора.