Социальная диалектика - [77]

Рассматривая вопросы революции, мы должны отдавать себе отчет в том, что и в революционное время наряду с более сильными прогрессивными тенденциями имеются реакционные. Так что победа революции – это победа прогрессивной тенденции, но это не значит, что реакционная тенденция после революции вообще исчезла куда-то. Она не пропала, может усилиться и привести к ликвидации завоеваний революции и снова к возврату всего старого общественного строя или прежнего политического строя. Конечно, возврат к прежнему экономическому строю – вообще дело тяжелое. Например, превратить экономику капитализма в экономику феодализма еще никому не удавалось. Это не получится. Хотя монархические партии и есть и они выступают за то, чтобы у нас был царь или король, но чтобы вернуть царя или короля, надо вернуть дворянство, феодалов, а для этого нужно свободных работников снова сделать крепостными, вернуть феодальную зависимость. Но это сделать уже никакими силами невозможно. Поэтому все сводится просто к любви к маскараду –ведь царь, ясное дело, красивее одевается, чем президент. Некоторые у нас сейчас покупают дворянские титулы. Есть же у нас сейчас всякие дальние родственники царей, королей, графов и они не прочь за мзду устроить дворянский титул тому, кто став преступным путем собственником нескольких крупных предприятий, хотел бы обзавестись и звонким дворянским титулом. Однако после того, как капиталистический экономический строй установился, вернуть крепостническое производство с барщиной никому не удавалось. Поэтому хотя и может быть контрреволюция и бывает контрреволюция, но не всегда контрреволюция может вернуть прежний способ производства. Трудно было и экономику первобытнообщинного коммунизма вернуть после того, как вожди племен вышли из общин, заведя себе рабов и заставив их на себя работать. Практически невозможно было вновь превратить в рабов и тех крепостных, которые уже освободились от крепостной зависимости. Так же невозможно рабочего превратить в крепостного. Поэтому когда мы говорим о контрреволюции как о перевороте в обратную сторону, противоположную прогрессу, мы осознаем, что все, что завоевала революция, контрреволюция забрать не может. Поэтому Ленин и говорил, что чем дальше зайдет революция, тем меньше отберет контрреволюция.

Представим себе, что в 1917 году в России победил бы корниловский мятеж. Что бы произошло? Были бы попытки насадить крепостничество снова. Так если царь в 1861 году издал указ об освобождении крестьян от крепостной зависимости, так даже кровавая корниловская диктатура, попытавшись, не смогла бы вернуть крепостнически-помещичье хозяйство. И поэтому с корниловщиной воевало Временное правительство. А кто помогал Временному правительству? Большевики, красногвардейцы. Сначала помогли разбить Корнилова. Ну, а потом разобрались и с Временным правительством. Так бывает в политике. Большевики временно соединялись с теми, кто левее, чтобы вместе разбить тех, кто правее.

Всякая контрреволюция – это движение вспять. Ну, а может быть криминальная революция? Нет, не может по определению, потому что революция – это гигантский скачок вперед, в направлении общественного прогресса. Революции – это локомотивы истории, это праздники угнетенных масс. Революция – это гигантский шаг вперед, шаг прогрессивный, а не реакционный. Поэтому он может считаться преступным лишь с точки зрения тормозящего общественный прогресс бывшего правящего класса, с точки зрения реакционеров. Реакционеры возмущены тем, что хотя на них раньше все время работали, а теперь больше работать не будут. Поэтому представители реакционных классов и объявляют революцию криминальной. Тем более, что прежний правящий класс все сделал для своего господства, закрепив его законом и силой своего государства. Но революция разбивает вдребезги государство реакционного класса и рвет на клочки порабощавшие трудящихся прежние законы. Так передовая буржуазия, приходя на смену феодалам, поступила с феодальным государством и феодальными законами, установив диктатуру капиталистического класса. Так же поступил и передовой рабочий класс России, камня на камне не оставивший от буржуазного государства и обеспечивавших господство буржуазии законов, установив диктатуру пролетариата в форме Советской власти.

С точки зрения феодальной знати, когда к власти приходит какая-то буржуазия и устанавливает свою власть – это точно криминал, потому что она нарушает законы феодального государства. Не только нарушает – она вообще разрушает всю феодальную законность и устанавливают какую-то другую, для феодалов – неизвестно откуда выскочившую, поэтому с точки зрения феодалов криминальную законность. А те, кто нарушает установленные классом феодалов законы, кто такие? Преступники. А раз они преступники, значит, это криминал и, значит, революция с точки зрения реакционного класса – криминальная. Но это с точки зрения реакционного, ане передового класса.

Вообще историк – это человек, который изучает современность как продукт предшествующего развития человечества. Знания исторические мы получаем не для того, чтобы рассказать, как нужно было действовать такому-то царю в прошлом, а для того, чтобы можно было сегодня сделать правильные выводы, в том числе в отношении проводимой политики, основываясь на историческом опыте человечества, той борьбы, которую человечество вело в разных формах, в том числе и внутри прежних обществ. Вот с этой точки зрения, когда нам сегодня рассказывают, что на Ближнем Востоке якобы совершаются революции, мы однозначно можем сделать вывод, что это обман. Есть там хоть одна страна, где совершается революция? Нет там сейчас таких стран. Напротив, во многих арабских странах свое влияние усиливает Аль-Каида. Если Аль-Каида непосредственно придёт к власти или придут близкие к ней буржуазно-исламистские силы, это прогресс или регресс? В свое время уничтожавшие феодализм прогрессивные буржуазные революции отделили церковь от государства. Наиболее решительно выступали французские буржуазные революционеры за отделение церкви от государства и школы от церкви. И вот на Ближнем Востоке приходят или возможно придут к власти в целом ряде стран, при поддержке крупнейших буржуазных государств, которые уже давно отделили государство от религии и церкви, реакционные силы, которые вновь пытаются соединить государство и религию, как это было в период феодализма. В период феодализма имело место соединение государства и церкви. Это, конечно, не будет контрреволюцией в том смысле, что как там был капиталистический строй, так он там и останется, не реставрируется крепостничество после прихода исламистов. Поэтому контрреволюции не будет, а вот наступление реакции будет. Будет устанавливаться более реакционный политический строй по сравнению с тем, который имеется в США.