Социальная диалектика - [54]

Теперь мы знаем, что, кроме определенности, имеется более сложная категория – определение, то есть качество, которое есть в себе в простом нечто и находится в единстве с другим моментом этого нечто – в-нем-бытием. Это научное диалектическое определение определения. Но если вы сейчас откроете любую рядовую книжку или словарь, где говорится об определении, то прочтете, что определение – это совокупность признаков, свойств и т. д., как мешок, в который накидали всего, все это собрали и назвали определением.

Мы теперь уже на такой стадии, что различаем определенность и определение. Напомним, что определенностью называется небытие, принятое в бытие так, что конкретное целое имеет форму бытия – и все. А мы дошли до определения, которое по сравнению с определенностью – гораздо более сложная категория. Например, определенность человека – это просто наличие мочек на ушах. Берем животное, как только мы обнаружим у него мочку, сразу вывод, что это человек, нет мочки – не человек. Это определенность. Единственная беда в том, что люди могут в аварии побывать, лишиться не только мочек, но и целиком ушных раковин, а мы их еще и из людей вычеркнем. Нехорошо получается. А определение человека? Гегель говорит, что определение человека есть мыслящий разум. И что тогда можно сказать про человека, который потерял разум или попросту сошел с ума? Кто он тогда такой? Человек, который не соответствует определению человека. Гегель, когда уже дошел до понятия, пишет, что дурной человек – это человек, не соответствующий своему понятию. Если определение человека – ум, а он дурной, то как раз главного, что выражается в определении, у него нет, хотя все остальное у него есть. Энгельс развил гегелевское определение человека, развил в том смысле, что он не перечеркнул и не противопоставил ему ничего, а еще выделил некоторые моменты, с этим связанные, связанные как раз со становлением разума, потому что этот разум становится, во-первых, благодаря тому, что человек есть общественное животное, а не просто животное. Во-вторых, трудящееся животное. В-третьих, говорящее. И, в-четвертых, разумное. Труд создал человека. Из труда вытекла необходимость в развитии знаковых систем. Разумным стал человек потому, что он общественный, трудящийся и говорящий. Но он не просто говорит, он может выразить в понятиях мысль и передать ее другому человеку, а если я могу говорить как попугай, но выразить мысль и передать ее другому человеку не могу, то я, значит, не человек или не вполне человек, то есть дурной человек. Отсюда определение человека: человек есть животное общественное, трудящиеся, говорящее и разумное. Но это определение. А для определенности достаточно наличия мочек на ушах. Тех, кто с ума сошел, лишают права голоса, то есть их даже и политически не признают вполне за человека. Более того, если сумасшедший зарезал человека, его не сажают в тюрьму, он не подлежит уголовному наказанию. По иронии истории у нас и семья Ельцина была заранее освобождена от уголовного наказания, что делается только по отношению к тем, кто не отвечает определению человека.

Определение определения мы получили, взяв качество только как в-себе-бытие, а что можно сказать про определенность, которая есть лишь бытие-для-иного, противополагается определению, но есть та же определенность, что и определение. Такая определенность, которая есть лишь бытие-для-иного, это что такое? Вот тут дороги переводчиков «Науки Логики» Гегеля в фундаментальном собрании сочинений Гегеля и других изданиях разошлись. В собрании сочинений Гегеля такая определенность, которая есть лишь бытие-для-иного, называется характером. В других изданиях эта определенность наличного бытия безосновательно называется свойством. Однако категория свойств в системе категорий «Науки логики» появляется только во второй книге «Науки Логики» – в Учении о сущности. Здесь же речь может идти лишь о характере. Если у меня есть определение мое как человека, то оно проявляется по отношению к другим людям как мой характер. Если человек хороший, то это определение получит свое выражение и воплощение в характере этого человека, в его отношениях с другими людьми. А если человек – подлец, то в характере его это тоже уж обязательно проявится, то есть как внутреннее, выступающее вовне. Вообще нельзя внутреннее рассматривать как отделенное от внешнего, поэтому Гегель говорит, что через характер можно проникнуть в определение и изменить его. Мы многократно убеждались в этом, видя, как путем реформирования, то есть путем изменения формы, в корне изменяли содержание или уничтожали его. Поэтому нужно, чтобы у нас зрение было философски подготовлено, то есть чтобы мы все моменты изменяющегося нечто видели и различали.

Одна и та же определенность выступила теперь двояко: как определение и как характер. Мы различаем, что есть определение, а что есть характер, имеем две разные категории. Но это одна и та же определенность, выступающая то как определение, то как характер. Одна и та же определенность, если она берется как в- себе-бытие в единстве с в