Социальная диалектика - [46]

.

Если теперь мы будем специально рассматривать эту определенность, то есть брать ее отдельно, изолированно от наличного бытия, то такая определенность, которая берется изолированно, сама по себе, есть качество. Так определяется в «Науке логики» качество.

В литературе имеется много рассуждений про качество, особенно в его сравнении с количеством. При этом качество нередко противопоставляется количеству как нечто более важное и высокое, тогда как на самом деле качество – более простая категория, чем количество, которое всегда является количеством какого-то качества. К примеру, вы настаиваете на производстве высококачественных и, соответственно, очень дорогих пальто. Но что вы скажете тем, кто не будет иметь никакого, если будет решено производить высококачественные пальто, но меньше, чем число нуждающихся хотя бы в каком-либо пальто? Некоторые говорят – не важно количество, важно качество. Если я в пальто, мне, может быть, это и не важно. А если я без пальто, то мне важно, чтобы было такое количество, при котором я тоже получу пальто, у нас, в конце концов, не экватор. Говорят – не важно, что будет мало мяса, важно, что качество будет хорошее. Если мясо будет хорошего качества, но только олигархи будут есть это мясо, насэто устроит? Мы за олигархов будем, конечно, рады!

Как только мы качество логически оторвали от наличного бытия, взяли изолированно от него, про это качество нельзя сказать, хорошо оно или плохо. Дальнейший процесс логического движения состоит в том, чтобы преодолеть этот отрыв. На это прямо указывает Гегель, замечая, что качество еще не отделилось от наличного бытия, правда, оно уже и не будет никогда от него отделяться. То есть определенность можно взять изолированно, но только условно, вопреки тому, что она от наличного бытия не изолирована. Как мы можем изолировать качество? Допустим, имеется порядочный человек. Разве можно его порядочность брать изолированно от этого человека? Можно так сделать? Можно качество вырывать? Когда мы его логически отрываем от наличного бытия, мы отдаем себе отчет в том, что качество еще не отделилось от наличного бытия, правда, оно уже не будет от него отделяться. Как это доказывается? Что мы про качество можем сказать? Что оно есть. А раз оно есть, то оно бытие. Какое бытие? Наличное, потому что не чистое же. А наличное бытие есть результат снятия становления, значит, в нем есть становление, а в становлении есть ничто. Так вот мы нашли ничто, и вот это самое ничто, наличие этого ничто в наличном бытии нас ставит в такое положение, что мы не можем ограничиться рассмотрением качества как только безотносительно положительного. Мы должны рассмотреть его как бытие в противоположность ничто, и как ничто в противоположность бытию. И тогда мы получаем, что качество надо брать не просто как качество, а как реальность и отрицание.

Теперь мы уже знаем не просто качество, а знаем его как реальность и отрицание. То есть надо отличать реальность и отрицание. Например, высокий значит не низкий. Это одно и то же качество, но взятое сначала как реальность, а затем как отрицание. Правящий класс, когда начинается революция, про революцию говорит, что это беспорядок, то есть представляет ее как отрицание имевшего место общественного порядка. Для революционного же класса революционный порядок есть реальность, а попытки сохранить или вернуть прежний порядок выступают как отрицание революции силами реакции. Чтобы быть объективными в оценке исторических событий, надо всегда смотреть, что здесь выражает позитивное начало бытия, а что выражает негативное. И если негативное состоит в отрицании чего-то негативного, тогда оно выступает как позитивное. Когда две различные группы одного и того же правящего буржуазного класса борются между собой, но одна опирается на реакционные силы мировой империалистической буржуазии, навязывающей всему миру свое господство, как это имеет место на Ближнем востоке, то это не революция, поскольку общественно-экономический строй не меняется. Та группа, которая победит, совершит не революцию, а переворот, хотя и будет выступать как реальность, подавляя свое отрицание. Грубо говоря, если одни других перестреляли, то те, кто победили, порядок установили. А те, кого перестреляли, выходит, порядок нарушали. Тем, кто навел порядок, перестреляв своих противников, осталось только закрепить и прикрыть содеянное всенародным голосованием. Проводят голосование, и всегда большинство голосует за тех, кто противников перестрелял и победил. Когда США побомбят какую-нибудь страну, они всегда очень торопятся скорее провести выборы, чтобы легализовать содеянное. Или давайте вспомним, как было организовано у нас «принятие» ельцинской так называемой Конституции. Сначала танки стреляли по высшему законодательному органу страны, а потом гражданам на референдуме было предложено ответить на содержащий угрозу вопрос, принимаете ли вы Конституцию Российской Федерации. У нас ведь не голосовали ни за какой проект Конституции, хотя проектов известных было несколько. Был проект комиссии Румянцева, был тот проект, который сейчас выставляется как конституционная реальность, был проект Собчака, был проект Жириновского и был проект Слободкина. Никакие проекты на голосование просто не ставились, поэтому ни за какой проект никто и не голосовал. А что поставили на голосование? Только что стреляли из танков по Белому дому, а теперь ставится вопрос: «Вы принимаете Конституцию Российской Федерации?» А что такое Конституция – это та, которая была до голосования, все остальное – проекты. И никакого отношения к принятию новой Конституции вопрос о том, принимает ли Конституцию гражданин, не имеет. Потому что ни один из проектов не был поставлен на голосование, и ни один из проектов новой Конституции Конституцией не является. Вы принимаете Конституцию? Если вы не принимаете, то вы вообще против действующего основного закона страны. А какой тогда действовал основной закон? Конституция РСФСР. Впрочем, принципиально новые законы обычно устанавливаются обычно в ходе революций, контрреволюций, войн или других насильственных действий. Буржуазные законы во Франции появились когда? Когда революционная буржуазия, среди которой были такие уважаемые люди, как Марат и Робеспьер, отрубили с помощью гильотины много голов. По закону рубили или без закона? Разве был закон рубить головы? А какая была законность до этого? Феодальная, которая защищала феодальную знать. Как наша буржуазия к этому насильственному попранию феодальных законов относится? Положительно, потому что демократы. У нас сейчас демократическое общество? Демократическое. Так что если вы в Петербурге пройдете по улице Марата, погуляете по набережной Робеспьера, вы лучше поймете, важно различать реальность и отрицание или не важно, важно ли знать, что является реальностью, а что отрицанием. Без этого не определить, какой политический деятель в истории был положительным героем, а какой отрицательным.