Социализм. История благих намерений - [10]

[36, с. 23]. Или как выразился французский социалист XVII столетия Жан Мелье: «Я желал бы, чтобы все великие и благородные мира сего были повешены на поповских кишках или задушены ими» [136, с. 767].

Отрицательное отношение к разделению труда

Критика разделения труда не всегда предстает нам очевидной в сочинениях социалистов, и ей уделяется куда меньше внимания у критиков социализма, тем не менее эта идея очень важна. Маркс в первом томе «Капитала», в главе XIII «Машины и крупная промышленность», писал, что «разделение труда делает эту рабочую силу односторонней, превращая ее в совершенно частичное искусство управлять отдельным частичным орудием», и далее: «…характер самостоятельности и отчужденности, который капиталистический способ производства вообще придает условиям труда и продукту труда по отношению к рабочему, с появлением машин развивается в полную противоположность между рабочими, с одной стороны, условиями труда и продуктами труда – с другой», – заключая в целом, что «средство труда убивает рабочего», «при автоматической системе талант рабочего все более вытесняется» [204]. Таким образом, разделение труда, т. е. участие рабочего на предприятии не в полном цикле производства одного блага, а лишь в небольшой его части (что усугубляется с развитием машинного производства), превращает этого рабочего в исполнителя примитивного движения, отчуждает его от продукта его труда и профессионального рода деятельности, убивает его талант, нивелирует его.

Более подробно отрицательное отношение к разделению труда выражено у Маркса и Энгельса в работе «Немецкая идеология»: «…вместе с разделением труда дано и противоречие между интересом отдельного индивида или отдельной семьи и общим интересом всех индивидов, находящихся в общении друг с другом; притом этот общий интерес существует не только в представлении как “всеобщее”, но прежде всего он существует в действительности в качестве взаимной зависимости индивидов, между которыми разделен труд. И наконец, разделение труда дает нам также и первый пример того, что пока люди находятся в стихийно сложившемся обществе, пока, следовательно, существует разрыв между частным и общим интересом, пока, следовательно, разделение деятельности совершается не добровольно, а стихийно, – собственная деятельность человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того чтобы он господствовал над ней. Дело в том, что, как только появляется разделение труда, каждый приобретает свой определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязывается и из которого он не может выйти: он – охотник, рыбак или пастух, или же критический критик и должен оставаться таковым, если не хочет лишиться средств к жизни, – тогда как в коммунистическом обществе, где никто не ограничен исключительным кругом деятельности, а каждый может совершенствоваться в любой отрасли, общество регулирует все производство и именно поэтому создает для меня возможность делать сегодня одно, а завтра – другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, после ужина предаваться критике, – как моей душе угодно, – не делая меня, в силу этого, охотником, рыбаком, пастухом или критиком. Это закрепление социальной деятельности, это консолидирование нашего собственного продукта в какую-то вещественную силу, господствующую над нами, вышедшую из-под вашего контроля, идущую вразрез с нашими ожиданиями и сводящую на нет наши расчеты, является одним из главных моментов в предшествующем историческом развитии» [208, с. 31–32].

Мы видим, что капиталистическое разделение труда противопоставляется свободному выбору деятельности при социализме. Разделение труда рассматривается как убивающая все человеческое и индивидуальное в рабочем. Но самое большое преступление разделения труда состоит в том, что оно в рамках процесса борьбы с природой как бы устанавливает над человеком господство оной, а не наоборот. У более современного автора, ревизиониста Маркса Георга Лукача мы видим развитие этой идеи следующим образом: «…абстрактный, одинаковый, сравнимый труд, измеряемый с все большей точностью общественно необходимым рабочим временем, труд в рамках капиталистического разделения труда возникает одновременно как продукт и как предпосылка капиталистического производства только в процессе его развития, то есть только в ходе этого развития становится общественной категорией, которая решающим образом влияет на форму предметности как объектов, так и субъектов возникающего этим путем общества, на его отношение к природе, возможные в нем отношения между людьми. Но если проследить тот путь, которым идет развитие трудового процесса от ремесла через кооперацию, мануфактуру к машинной индустрии, то становятся очевидными постоянно усугубляющаяся рационализация, все большее исключение качественных, человеческо-индивидуальных свойств рабочего. С одной стороны, это происходит вследствие того, что трудовой процесс во все большей мере разлагается на абстрактно рациональные частичные операции, а в результате разрывается связь рабочего с продуктом как единым целым, и его труд сводится к механически повторяющейся специальной функции. С другой – вследствие того, что из-за такой рационализации общественно необходимое рабочее время, основа рациональной калькуляции, сперва выступает в качестве эмпирически взятого среднего рабочего времени, а затем, под воздействием все большей механизации и рационализации трудового процесса, – в качестве объективно рассчитываемой трудовой нагрузки, противостоящей рабочему в своей готовой и законченной объективности. Вместе с современным, “психологическим” расчленением трудового процесса (система Тейлора) эта рациональная механизация проникает даже в “душу” рабочего: сами его психологические свойства отделяются от его цельной личности, объективируются по отношению к нему, чтобы их можно было ввести в рациональные специальные системы и подвергнуть калькуляции»