Социализм для джентльменов - [12]

Священнослужитель Мартин Лютер, внушил большей части христианства ужас тем, что женился на монашенке, и все-таки в бесчисленных отношениях он был самым послушным конформистом, был хорошим супругом и отцом, носил башмаки, которые делал ему его сапожник, и платье, которое шил ему его портной и жил в доме, который построил ему архитектор, несмотря на то что он охотнее бы умер, чем принял бы от папы свое церковное посвящение. И после того, как он создал по своему собственному вкусу свою религию, целые поколения людей, называющие себя лютеранами, переняли от него беспрекословно эту религию, как он перенимал моду на платья от своего портного. При развитии расы многое для всех очевидно полезное переходит в такую же автоматическую привычку, как и дыхание. Далее, без сомнения, улучшение наших нервов и нашей способности суждения могут увеличить те опыты, которые можно рекомендовать для подражания индивидуумам, не обращая внимания на пропись и согласуясь лишь с впечатлением первого момента; но готовый кодекс поведения, пригодный для всех, всегда будет считаться чрезвычайно необходимым всеми членами общества.

Постоянная, созданная законом опасность для свободы происходит не от чрезмерных действий правительства, постоянно встречаемых недоверием, а от чрезвычайной полезности и, являющейся следствием этого, популярности закона, затем от страшной опасности и очевидного неудобства анархии; так что даже морские разбойники выбирают атамана и повинуются ему. Закон очень скоро приобретает такую добрую славу, что никто не хочет думать о нем ничего дурного; и поэтому священнослужители и властелины могут во имя этого закона и порядка совершать самые ужасные преступления. Исповедание веры и законы, в конце концов, рассматриваются как применение вечных и неизменных основных положений добра и зла по отношению к поведению человека; и людей, преступающих закон, презирают, как наглых подлецов, для которых не существует ничего святого. Но мне не придется убеждать вас, что это очень серьезное заблуждение. Ни один закон не застрахован от того обстоятельства, что когда-нибудь наступит время, когда можно будет ему не подчиняться, что его придется изменить, что его будут считать устаревшим и что даже следование его предписаниям будет рассматриваться, как преступление. В развитии цивилизации законы могут быть терпимы лишь в том случае, если смена и изменение их следуют непосредственно за сменой и изменением социальных условий, являющихся следствием всякого развития. Удобство закона имеет также свою плохую сторону. Оно притупляет совесть индивидуума, снимая с ней всякую моральную ответственность за его собственные поступки. Подобное полное облегчение приводит человека в такое состояние, при котором его добродетели наиболее ничтожны.

Например, военная дисциплина направлена на уничтожение индивидуальности и инициативы солдата и на увеличение его механической работоспособности; она превращает его в простое орудие, обладающее способностью слушать приказания и исполнять их. В солдате развиваются до высшего предела закономерность, долг, послушание, самоотречение и подчинение внешнему авторитету; и в результате всего этого в Англии, где существует лишь добровольная военная служба, обыкновенный солдат почитается менее, чем всякий другой полезный обществу работник. Полисмен, вольнонаемный служащий, принужденный в бесчисленных незначительных неожиданных случаях применять свое собственное суждение и действовать на свой страх, в сравнении с солдатом является любимым и почитаемым гражданином. Над римско-католическим крестьянином, который спрашивает совета не у своей совести, а у местного священника и совершенно подчиняется авторитету своей церкви, господствуют и управляют им или государственные чиновники и кардиналы, презирающие его суеверие, или же протестанты, которым, по крайней мере, позволено убеждать себя, что они дошли до своих религиозных воззрений путем применения личной критики.

Моральное развитие социального индивидуума, идущее от его подчинения и послушания, которые оберегают его от напряжения и ответственности и служат защитительным средством против панического страха и невоздержанности, и доходящее до укрепленного рассудком и самообладанием упрямства и самоутверждения, – это развитие так же ясно, как и физический рост, переходящий от детской колясочки и фартука няньки к той силе, которая дает возможность самостоятельно ходить, и от несовершеннолетия к зрелости мужа. Но для нетерпеливых умов (какими являемся, например, мы с Вами) совершенно бесполезно, заставлять людей ходить, раньше, чем они научатся стоять. Не имея высокого дара рассудка и самообладания, т. е. не имея сильного здравого человеческого смысла, ни один человек не должен отважиться отказаться от авторитета. Он может лишь предъявлять требования постепенного ослабления дисциплины, чтобы иметь столько свободы, сколько он признает для себя полезным и столько надзора сколько он считает для себя необходимым, чтобы остаться на верном пути.

Когда он идет слишком скоро, он очень скоро спрашивает себя беспомощно: «Что должен был я сделать»? и затем, побывав у врача, у адвоката, у знатока, у своего старого друга и у всех других шарлатанов за советом, он снова возвращается к закону, прося у него от всех них и от себя самого защиты. Закон может быть плох; но он по крайней мере, лишает человека ответственности в выборе, и, или накажет тех, кто будет над ним смеяться, доказывая глупость закона, или же, если для этого конституция слишком демократична, по крайней мере, гарантирует ему, что большинство будет на его стороне.