Социалистический реализм - [7]

Сергей встал, потянулся и завистливо покосился на спящего старшину. Спит, как ни в чем не бывало, ни огонь трехлинейной лампы, ни передвижения самого лейтенанта и сидящего неподалеку разводящего ему нисколько не мешают. И спать ему еще примерно час, прикинул, зевая лейтенант. Самому же спать хотелось неимоверно. Наступило то самое предрассветное время, когда даже самые стойкие часовые клюют носом, а сидящие дремлют с открытыми глазами, не замечая ничего вокруг. Время, которое его друзья детства из далекого теперь Нижнеудинска называли "часом между волком и собакой". Посмотрев на клюющего носом разводящего, лейтенант вышел из палатки на свежий воздух и огляделся. Да, небо уже начинало светлеть. Стоящий на посту боец Черемисов, заметив начальство, встрепенулся, придавая себе бравый вид. Лейтенант открыл рот, чтобы позвать разводящего и в это мгновение грохнуло. Нет, не просто грохнуло, ЗАГРОХОТАЛО.

Вокруг словно выросли огромные кусты. Над головой ошеломленного лейтенанта что-то просвистело. Черемисов вдруг взмахнул руками и, бесшумно открывая рот в беззвучном, неслышном на фоне всеобщего грохота крике, упал. Из образовавшейся на месте носа дыры вдруг необычно медленно, словно в кино, когда пленку неожиданно заедает, плеснул черный фонтанчик, заливая лицо. Лейтенант стоял, оцепенев и пытаясь осознать случившееся, когда выскочивший из палатки Тюкалов сбил его с ног. Земля, на которую они упали, тяжело тряслась. Грохот затих и Громов вдруг услышал пронзительный человеческий вой. В нем было столько боли, что Сергей невольно содрогнулся.

– Лейтенант, очнись! Война это! – прорезался в ушах крик старшины.

– Караул, в ружье! Разводящего сюда! – среагировал Сергей, но увидев лицо старшины, вдруг ясно осознал, что ни разводящего, ни лежащего неподалеку Черемисова уже не поднять никому.

Выскочивший откуда сбоку, словно чертик из табакерки, старший лейтенант Михеев поразил Громова своим видом – грязный, словно его специально валяли в луже, с большой дырой на правой стороне гимнастерки, рот, оскалившийся в гримасе-улыбке – он был совершенно не похож на себя обычного.

– Лежите? Ну, ничего, главное – живы. Лейтенант Громов, – скомандовал он, – быстро собирай третью роту, бери уцелевшую сорокопятку и шуруй в опорный пункт. Займешь правый фланг. Старшина, – стоящий, как только сейчас заметил Сергей, с сапогами в руках Михаил вытянулся по стойке смирно, – обуваешься, снимаешь уцелевших часовых и принимаешь командование над минометчиками. С ними – на позиции. Выполнять! – прикрикнул Михеев, видимо заметив колебания лейтенанта и добавил. – Комбат и политрук убиты, средних командиров всего пятеро осталось, про бойцов вообще лучше не спрашивайте. Понятно?

– Есть! – дружный ответ подчиненных донесся уже до спины Юрия, устремившегося куда-то внутрь палаточного городка, вернее того безобразия, которое появилось на его месте после огневого налета.

Следующие полчаса пролетели для Сергея незаметно. Привычные командирские хлопоты, помноженные на общий бардак после внезапного обстрела, приглушили тяжелые впечатления от впервые увиденных человеческих страданий и кровавых картин – истинного и совсем не героического лица любой войны.

Через полчаса уцелевшие красноармейцы третьей роты, подгоняемые Сергеем, подбегали к заранее вырытым окопам, когда с неба донесся странный завывающий гул.

– Воздух! Самолеты противника! – крикнул кто-то. Необстрелянные солдаты остановились, задние давили и образовалась своеобразная куча-мала. Кто-то упал, громыхнула выпавшая из рук винтовка. Постепенно образовывалась неуправляемая толпа. Сообразив, Громов закричал изо всех сил, чуть не сорвав глотку:

– Что встали?! Вперед! Не скапливаться, по окопам, кто не успевает – ложись, прекратить движение! Сейчас бомбить будут!

Его команды подхватили уцелевшие сержанты, бойцы стали разбегаться в разные стороны и ложиться, кое-кто прыгал окопы. Ездовой противотанковой пушки, сообразив, направил запряжку чуть в сторону. Подскакивающая на кочках сорокопятка в несколько мгновений буквально долетела до ближайшего пулеметного окопа. Артиллеристы быстро, в одно неуловимое движение, отцепили пушку и закатили в окоп, ездовой погнал коней к ближайшим кустам…

В этот момент с неба раздался страшный, все усиливающийся вой.

Сергей, успевший заскочить в ближайшую траншею, поднял голову. Ведущий бомбардировщик с пронзительным ревом падал, как показалось Сергею, прямо на его окоп. И будто тяжелый пресс начал втискивать тело в землю. Самолет рос на глазах, увеличиваясь в размерах, его высокий нарастающий вой набирал все больше силы и делался нестерпимым. Сергей отчетливо видел человеческую фигуру в застекленном носу и голову летчика в кабине. От брюха самолета отвалилось несколько круглых предметов, быстро устремившихся вниз. "Это же бомбы!" – внезапно сообразил Сергей…

Самолет, показав на серовато-голубых крыльях черные кресты в белых угольниках, вышел из пике и взмыл вверх. А вместо него уже падал вдогонку свистящим бомбам другой. Сергей непроизвольно упал на дно окопа и сжался в комок. Вокруг загрохотало с такой ужасающей силой, что на какие-то мгновения он будто окунулся в небытие, ощущая при этом ворвавшийся в окоп горячий и смрадный вихрь.