Сочинения - [113]

— Извините меня, Генриетта, — ответил Солтык, — я до сих пор не могу опомниться… Мне кажется, что я вижу все это во сне…

— Да, да… Вы с нетерпением ждете той счастливой минуты, когда нога Эммы наступит на ваш аристократический затылок.

— Вы угадали.

— Неужели это сделает вас счастливым?

— Вы вряд ли поймете мои чувства, потому что сами никого не любили.

— Вы ошибаетесь, я давно уже влюблена… и знаете в кого?.. В вас…

— Перестаньте шутить!

— Я говорю совершенно серьезно. Я умоляла Эмму уступить вас мне, но она не согласилась. Вы завидная добыча!

— Что вы имеете в виду?

— Подождите, скоро вы все поймете.

— Что с вами, Генриетта? Ваши слова так двусмысленны… какие-то странные, непонятные намеки…

— Не расспрашивайте меня… Наслаждайтесь вашим блаженством, упивайтесь им; но знайте, что настанет час, когда вы будете принадлежать и мне. О, как я буду неумолима, когда вы упадете к моим ногам! Как я буду радоваться, глядя на ваши страдания!

— Неужели вы полагаете, что я изменю жене с вами?

— Нет.

— Так что же, наконец…

— Вы все узнаете со временем… Теперь я играю с вами как кошка с мышью, и это меня забавляет…

— Ребенок!

Генриетта захохотала.

— Как мало вы меня знаете! — воскликнула она. — Если бы вы могли заглянуть в мою душу, вы бы удивились, — мало того, — ужаснулись!

Между тем, Эмма вошла в комнату, где ее ожидал апостол. Она стояла перед ним, гордо подняв голову, с полным сознанием своего достоинства. От прежней покорной ученицы и кающейся грешницы не осталось и следа. Это была женщина, вполне сознающая всю силу своего могущества.

— Тебе угрожала опасность, — начал апостол, — но ты была мужественна и благоразумна. Ты вовремя предупредила наших киевских друзей, и они обязаны тебе своим спасением. Буди над тобой Божье благословение, дочь моя.

— Ты должен немедленно послать в Киев надежных людей, чтобы разузнать, что там происходит, — повелительным тоном произнесла сектантка.

— Там остался Сергич.

— Этого недостаточно. Нам надо задержать Казимира Ядевского и Анюту Огинскую.

— Об этом я позабочусь.

На минуту в комнате воцарилась глубокая тишина, затем апостол с улыбкой взглянул на свою собеседницу и спросил:

— Ты обвенчалась с графом Солтыком?

— Да.

— И готова предать его?

— Да… только не теперь.

— Почему же?

— Потому что я люблю его… он принадлежит мне. Никто не смеет оспаривать моих прав на него… Он мой муж. Не бойся, я не намерена спасать ему жизнь и не заставлю тебя долго ждать… но я отдам тебе его только тогда, когда сама этого пожелаю.

— Ты останешься с ним здесь, в Окоцине?

— Да.

— Распоряжайся как тебе угодно.

— Благодарю тебя… Дай мне насладиться несколькими часами блаженства… Я предчувствую близкий конец — мы заключим собой вереницу наших жертв… Не избежать нам этой участи!.. Я принесу в жертву Солтыка, затем передам тебе Ядевского, а ты уступи мне Анюту Огинскую. Я желаю наказать собственноручно эту предательницу… Обещай исполнить мою просьбу.

— Даю тебе честное слово, — ответил апостол, — я пошлю в Киев верного человека, который поймает эту птичку и отдаст ее в твое полное распоряжение.

— О, как я буду счастлива! — воскликнула Эмма; губы ее дрожали, глаза метали искры, — она станет моей рабой… я буду топтать ее ногами… я изобрету для нее такие ужасные пытки, что содрогнется сам дьявол.

— Я сделаю все необходимые распоряжения и уеду в Мешково, — сказал в заключение апостол. — Господь с тобою, дитя мое.

Раздался звонок, и Генриетта выбежала из комнаты. Минуту спустя она вернулась и повела графа в столовую, где был накрыт стол на два прибора.

— Эмма сейчас придет, — сказала она и исчезла за тяжелой портьерой. В то же мгновение отворилась другая дверь, и в комнату вошла графиня.

— Я запретила прислуге входить в столовую, — сказала она, — и потому ты будешь служить мне.

— С величайшим удовольствием! — ответил Солтык.

Долго просидели они за столом, весело болтая, как подобает влюбленным, и чуть слышные звуки музыки сопровождали их свадебный пир. Эмма подняла бокал, собираясь произнести тост, но счастливый супруг опередил ее и громко сказал:

— За наше будущее!

Красавица нахмурилась.

— Выпьем лучше за настоящее, — возразила она, — оно принадлежит нам… Бог знает, что ожидает нас впереди.

Они чокнулись и залпом опорожнили бокалы.

— Любишь ли ты меня? — спросила Эмма после минутного молчания.

— Тебе ли это спрашивать!

— Мне так приятно слушать твои уверения в любви.

— Я никогда не любил; ты первая овладела моим гордым сердцем.

— Теперь я пойду и сниму это платье — оно стесняет меня. Потом я пришлю за тобой Генриетту, и мы вместе будем пить чай.

Она позвонила. Мгновенно умолкли звуки музыки, и на пороге появилась Генриетта. В сопровождении покорной служанки графиня прошла в смежную комнату. Вскоре оттуда послышался легкий шорох, сопровождаемый сдержанным смехом. На дворе завывал ветер, мокрый снег хлопьями лепился в окна. Графу послышался за стеной звук поцелуев — это Генриетта целовала ноги своей повелительницы, надевая на них меховые туфли, — целовала со всею страстностью древней языческой жрицы, приносящей жертву Венере.

— Достаточно ли я хороша? — спросила Эмма, любуясь своим отражением в зеркале.