Сочинения великих итальянцев XVI века - [145]

Джусто. Возможно, он и сам в этом сомневался.

Душа. Безусловно. Он поступил так, как обычно поступают все, любящие мирскую славу больше, чем истину. Когда они чего-либо не знают, то, чтобы не уронить свое достоинство, не признаются в этом и говорят невнятно, чтобы люди думали, что они не хотят этого говорить, и не догадались, что они этого не знают.

Джусто. Ах, как много зла приносит нередко мирская гордыня!

Душа. И какого зла! Ты только подумай о религии: так называемые теологи, чтобы не признаваться в том, что через посредство природного света они не понимают чего-то, имеющего отношение к вере, принялись обращать неверующих в веру с помощью доводов философии, а философия совершенно противоположна вере, так как подчиняется порядку и законам, в то время как вера во всем превосходит природу и выходит за ее пределы.

Джусто. О ком ты говоришь?

Душа. Это те, кого в народе зовут схоластами;[516] с помощью своей учености они доискивались причины всего, что создал Бог.

Джусто. Удивительно, как это Он в один прекрасный день не разгневался на них.

Душа. Но ведь Он — высшая благодать.

Джусто. А я вот не знаю такого государя, который бы не разгневался на своего слугу, если бы тот попытался узнать причину его поступков. Это ведь все равно что призвать Бога к ответу. Но скажи, пожалуйста, это те самые теологи, которые принадлежат к парижской школе?[517]

Душа. Именно они, ты правильно сказал.

Джусто. Да, они этим без конца занимаются. Продавец книг Бартоло, мой кум, сказал мне, что ничего больше не может продать, и он запаковал книги, сделав чуть не сто тюков, которые с удовольствием обменял бы на чистую бумагу и дал бы еще что-нибудь в придачу.

Душа. Хвала лютеранам, которые, доверяя лишь Священному Писанию, заставили людей вернуться к чтению Писания и оставить бесконечные споры.

Джусто. Ну, вот видишь, правильно говорится: не было бы счастья, да несчастье помогло. Но пока оставим это и вернемся к нашей беседе.

Душа. Из тех двух школ, о которых я тебе говорила, Платон, считавший меня бессмертной и божественной, сказал, что, раз я почти все понимаю, я была создана Богом полной многих знаний ab aeterno;[518] а когда затем, спустившись с неба, я вселилась в тебя — ведь Бог предписал, чтобы я очистилась от пятен, которые у меня были, — я все забыла. А потом благодаря наставникам и упражнениям в науках ко мне вернулась память о знаниях; таким образом, он утверждал, что наше учение — это припоминание, а не узнавание нового.

Джусто. Знаешь, а это мнение очень даже мне нравится.

Душа. Послушал бы ты доводы, которые он приводит для доказательства этого! Ведь их так много, что они убедили Оригена[519] и многих других христианских теологов, а еще Августина,[520] когда он писал толкование на книгу Бытия, хотя потом он отрекся от этих взглядов.

Джусто. И Ориген потом передумал?

Душа. Нет, насколько известно.

Джусто. А что, он тоже говорил, что вы были созданы Богом ab aeterno, да?

Душа. Да. И что мы были по виду ангелы. Это мнение Церковь потом осудила как еретическое и ошибочное.

Джусто. Ты мне сейчас напомнила нашего соседа, который говорил, что наши души — это ангелы, которые не присоединились ни к грешникам, ни к служителям Бога, а остались между ними; и затем их вселили в нас, чтобы они определились, следовать им добру или злу. Об этом мнении моего соседа не было известно при его жизни, но после смерти обнаружили это в его книгах; поэтому прах покойного выкопали из земли и похоронили за пределами церковного кладбища.

Душа. А кто это был?

Джусто. Неужели ты его не помнишь? Маттео Пальмиери. Но скажи-ка, как ты думаешь, был он за это осужден на вечные муки?[521]

Душа. Нет, я так не считаю; ведь даже и придерживаясь этого ошибочного мнения, он был богобоязненный, благочестивый, любил ближнего, ты же сам, должно быть, помнишь; в этом ведь и заключается вся христианская религия. Так что вряд ли человек такого доброго и мягкого нрава, лишь из-за того, что придерживался подобного мнения, которое к тому же представляется не противоречащим славе Божией, был осужден на вечные муки. Тем более, ведь он не думал, что ошибается, и всегда был готов в случае необходимости согласиться с обратным; он это открыто признает в своих сочинениях.

Джусто. Так ты, стало быть, не хочешь сказать, что как тело его было извлечено из земли по приказу тогдашнего главы флорентийской Церкви, так и душа была отослана в ад?

Душа. Горе бы нам, если бы в их власти было отсылать нас в ад; ведь, как они утверждают, в их власти извлекать души из чистилища, тем не менее они извлекают лишь тех, кого им заблагорассудится, и делают это за определенную мзду; точно так же они отправили бы в ад все души, которые им не повинуются, какими бы они ни были.

Джусто. До чистилища мне мало дела, ведь надо купить буллы, чтобы вызволить кого-нибудь оттуда.[522]

Душа. Буллы больше не дают, ведь хотя они позволили священникам накопить много денег, они принесли им такой большой вред, что пришлось прекратить это дело.

Джусто. Какой вред?

Душа. Откуда же еще произошла лютеранская ересь, принесшая им не только вред, но и величайший позор? Скажу только о человеке, который взял буллу, чтобы спасти из чистилища душу отца. Он предложил им флорин, а как только булла оказалась у него в руках, пустился наутек, говоря: «С меня довольно того, что он вышел из чистилища; я не думаю, что вы настолько жестоки, что из-за одного флорина захотите поместить его обратно в ад».