Сочинения в трех томах. Том первый - [181]

Лое поднялся ни жив, ни мертв, подбежал к воротам, открыл их и выглянул. Всадники уже скрывались за поворотом дороги вдоль песков. Вернувшись, лое сообщил, что дунгане уехали, один, видно, тяжело ранен, лежит на седле, и второй все время его поддерживает на скаку.

— И хый-фын начинается, — прибавил он.

— А детей все еще нет! — обеспокоился Лю Пи. — Уж не заблудились ли они? Посмотрите тут за огнем, положите лапшу, когда вода закипит. Я пойду на холм.

Через четверть часа он вернулся.

— Никого не видно, ни детей, ни дунган, а хый-фын разыгрывается не на шутку, все следы заметет, так что искать по следам нельзя будет.

После ужина, когда уже совершенно стемнело, Лю Пи вышел на караул. Буря бушевала вовсю, кругом шумели деревья; только привыкнув к темноте и стоя под защитой фанзы, можно было различить гребень ограды на фоне ночи. Лю Пи сменил лое, потом дежурил Мафу.

После полуночи, когда караулил опять Лю Пи, ветер почти затих, и пошел снег. Это обеспокоило Лю Пи.

— Мальчики в легкой одежде и ушли босиком. Того и гляди, замерзнут.

* * *

Между тем Пао и Хун спокойно спали в теплом песке до полуночи. Потом хлопья снега, падавшие им на лица и таявшие, разбудили их; но влага освежила пересохшие глотки, и оба, раскрыв рты, жадно ловили снежинки. Утолив жажду, они зарылись глубже и опять уснули.

За ночь песок намок и остыл под снегом, а на рассвете замерз. Пао, стуча зубами от холода, проснулся первый.

— Хун, Хун! — закричал он. — Вставай, нужно бежать, иначе мы замерзнем.

Закоченевшие дети с трудом высвободились из-под песка и начали прыгать и махать руками, чтобы согреться. Кругом все побелело. На чистом небе уже розовели мелкие барашки туч. На юге, вдали, темной стеной тянулся Тянь-шань, а острые белоснежные вершины его, обращенные на восток, горели алым цветом. Дети невольно залюбовались этой величественной картиной и смотрели, как все ярче пылали горы, как яснее выступали глубокие темные ущелья между крутыми отрогами, на которых зеленели леса. На севере плоской волнистой массой белел Джаир: там ночью тоже выпал снег.

Вот на востоке показалось солнце, и белые склоны барханов заискрились мелкими блестками так, что стало больно глазам. Солнце сразу начало греть, и мальчики, взобравшиеся на гребень бархана, подставляли ему то спину, то грудь, поворачиваясь и перепрыгивая с ноги на ногу, потому что босиком в снегу было холодно. Снег лежал на целых два пальца.

— Теперь мы найдем дорогу! — радовался Хун. — Там солнце, тут горы, а вот и рощи видны.

Когда солнце поднялось немного выше и начало освещать котловины, мальчики, подобрав замерзшего зайца, может быть, спасшего им жизнь, пошли на запад. Они все время шли туда, куда падала их тень, и поэтому постепенно уклонялись на северо-запад. Скоро в котловинах появились отдельные кусты, потом целые группы их и трава, барханы превратились в бугры, тоже поросшие кое-где кустами и травкой. Снег под лучами солнца быстро исчезал, становилось тепло.

Пройдя ли три-четыре, мальчики вдруг увидели в котловине среди кустов и травы десятка два пасшихся баранов и коз. Едва дети пришли в себя от изумления, как на них с лаем бросилась большая черная собака, и Хуну пришлось отбивать зайцем ее яростные нападения.

На выручку им из-за соседнего бугра появился китаец; он отозвал собаку и спросил:

— Откуда вы взялись мальчуганы? Куда идете? Кто вы такие?

Хун и Пао объяснили, что заблудились и идут на ферму возле песков.

— А давно ли ваши поселились на этой ферме?

— Дней пять живем там, ждем, пока не уйдут дунгане, чтобы итти дальше, к Манасу, — сказал Хун.

— В городе живут мои родители, — прибавил Пао.

— Может быть, и живут, если дунгане их пощадили, — заметил китаец.

— А до фермы еще далеко? — спросил Хун. — Не знаешь ли, как туда пройти?

— Как не знать! Ферма-то моя… Я от дунган ушел в пески, а теперь, пожалуй, можно вернуться. Ну, пойдем ко мне, я вас покормлю, молоко найдется и еще что-нибудь, — прибавил китаец.

Он повел мальчиков через несколько бугров, за которыми оказалась большая котловина. В ней стояла плохонькая калмыцкая юрта, в которой и жил по-калмыцки, без мебели и кана, китаец с женой и двумя детьми. В юрте горел огонек и варилась просяная каша на козьем молоке. Но она еще не была готова, и хозяйка угостила мальчиков чашкой молока и мучными лепешками, жареными на сале.

За едой мальчики рассказали хозяевам все свои приключения, начиная от бегства с рудника. Китаец жил уже полтора месяца в песках, не видя людей, и жадно слушал новости, а его дети смотрели, разинув рты, на гостей, которые пережили столько приключений.

Во время разговоров поспела каша, все поели, и потом хозяин, послав жену сторожить овец, повел мальчиков к ферме, которая была в одном километре прямо на юг от убежища в песках. Приближаясь к ней, они увидели на вершине бугра фигуру лое, который размахивал руками, словно ветряная мельница: это он подавал сигналы Лю Пи, бродившему по пескам в поисках потерявшихся детей.

Китаец с удовольствием увидел, что его ферма в порядке. Рудокопам пришлось признаться, что они нашли его склад и взяли из него припасы. Ночной посетитель был, конечно, он сам; он пришел, чтобы взять себе муки, не подозревая, что в фанзе уже поселились люди, а когда он увидел приближавшегося к нему человека, то испугался и убежал, приняв его за дунганина.