Сочинения в трех томах. Том 2 - [9]

Подписано: «Добрек».

— «У самого носа, под рукой», — повторял Люпен. — Может быть, он пишет правду. Чем проще запрячешь, тем лучше. Все-таки, все-таки увидим… Нужно будет узнать, почему Добрек находится под таким тщательным наблюдением, и получше осведомиться о нем самом.

Вот какие сведения собрал Люпен в специальном агентстве:

«Алексис Добрек, два года депутат с устья Роны, числится среди независимых. Убеждения неопределенные, но среди избирателей положение солидное благодаря огромным суммам, которые он расходует на свое избрание. Без всякого состояния. Особняк в Париже, виллы в Энжиэне и в Ницце. Много проигрывает, и никто не знает, откуда деньги. Очень влиятельный, добивается, чего захочет, хотя не бывает в министерствах и не имеет ни друзей, ни знакомых в политических кругах».

— Характеристика, — сказал себе Люпен, прочтя эту заметку. — Мне бы нужна другая, интимная, полицейская, которая приоткрыла бы его частную жизнь, которая позволила бы мне свободнее маневрировать в этих потемках. Вот бы и показала — я не напрасно топчусь вокруг этого Добрека. Черт возьми, ведь время-то идет!

Одна из квартир Люпена, в которых он жил в настоящее время, находилась на улице Шатобриан, возле Триумфальной арки. Его там знали под именем Мишеля Бомона. Это было довольно комфортабельное помещение. Ему служил преданный человек Ахил, работа которого заключалась в собирании сообщений, подаваемых Люпену по телефону его помощниками.

Придя к себе, Люпен с большим удивлением узнал, что его почти целый час ждала какая-то работница.

— Как! Ведь сюда ко мне никто не приходит. Она молода?

— Нет… не думаю.

— Ты не думаешь?

— У нее на голове вместо шляпы наколка, и потому не видно лица… Это как бы приказчица или служащая… простая.

— Что ей нужно было?

— Господина Мишеля Бомона, — ответил слуга.

— Странно. По какому делу?

— Она мне только сказала, что это касается энжиэнского дела… Тогда я подумал…

— Гм! Энжиэнское дело! Значит, она знает, что я причастен к нему! Значит, знает, если пришла сюда.

— Я ничего не мог от нее добиться, но я думаю, что ее нужно было принять.

— Ты хорошо сделал. Где она?

— В гостиной. Я зажег свет.

Люпен быстро прошел через переднюю и открыл дверь гостиной.

— Что ты такое наговорил? Ведь никого нет.

— Никого? — спросил Ахил, бросившись в гостиную.

Действительно, в комнате никого не было.

— Ого! Какая ловкая! — воскликнул он. — Меньше чем двадцать минут тому назад я из предосторожности заглянул сюда. Она была здесь. Мне не померещилось.

— Где же ты был в то время, как эта женщина сидела здесь? — спросил Люпен с раздражением.

— В вестибюле, патрон. Я ни на минуту не уходил из вестибюля. Я бы увидел, если бы она вышла, черт возьми.

— Однако ее нет…

— Очевидно… очевидно… — бормотал ошеломленный слуга… — Она потеряла терпение и ушла. Но каким образом, черт возьми.

— Каким образом? — сказал Люпен. — Не надо быть колдуном, чтобы это знать.

— Как же?

— Через окно! Видишь, оно еще полуоткрыто. Ведь мы на первом этаже, улица почти пустынна вечером… Нет никакого сомнения.

Он осмотрелся вокруг и убедился, что ничего не было взято или переставлено. Впрочем, в комнате не было ничего драгоценного, никакой важной бумаги, которая могла бы оправдать посещение и внезапное исчезновение этой женщины. И все-таки зачем это необъяснимое бегство.

— Сегодня никто не звонил по телефону? — спросил Люпен.

— Нет.

— И писем не было?

— Письмо есть.

— Дай сюда.

— Я, как всегда, положил его на камин.

Комната Люпена сообщалась с гостиной. Но он заставил дверь в эту комнату, и туда можно было попасть только через вестибюль.

Люпен зажег электричество и через секунду заметил:

— Я не вижу письма.

— Но я положил его на камин.

— Ничего тут нет.

— Вы плохо ищете.

Ахил стал искать сам, перемещать предметы, шарить на полу — письма не было.

— Ах, черт возьми! — бормотал он. — Это она, она украла его… А потом, схватив письмо, удрала…

Люпен возразил:

— Ты с ума сошел! Ведь между комнатами нет никакого сообщения!

— Так что же тогда, патрон?

Они оба замолчали, Люпен старался совладать со своим гневом и собраться с мыслями.

Он спросил:

— Ты осмотрел это письмо?

— Да.

— В нем не было ничего особенного?

— Ничего. Обыкновенный конверт и адрес, написанный карандашом.

— Ага!.. Карандашом?

— Да. Как будто наспех написано, скорее нацарапано.

— Какой был адрес? Ты запомнил? — спросил тревожно Люпен.

— Да, запомнил.

— Говори! Говори скорее!

— «Господину де Бомону Мишелю».

Люпен яростно схватил своего слугу.

— Там было написано «де Бомон»? Ты уверен? и «Мишель» после «Бомон»?

— Совершенно уверен.

— Ах! — пробормотал Люпен сдавленным голосом… — Это письмо от Жильбера!

Он замер. Лицо его стало бледным. Никакого сомнения, письмо от Жильбера. Это была та формула, по которой Жильбер уже несколько лет с ним переписывался. Наконец-то он нашел возможность — ценою каких хитростей и скольких ожиданий — нашел возможность послать из глубины тюремной одиночки письмо. И его перехватили! Что в нем такое было? Какие инструкции давал несчастный пленник? О какой помощи умолял? Какой проект действий предлагал?

Люпен осмотрел комнату, в которой он хранил важные бумаги. Но так как замки были не тронуты, пришлось допустить, что другой цели, как достать это письмо, у незнакомки не было.