Сочинения в 3-х тт. Том 1 - [23]

Голос с британским акцентом:

— Ты не должен был ему показываться. Они бы и дальше сами с ним управились.

Хук:

— А какая разница? Он и так о нас все знает. А если даже и нет, то нам все едино.

Голос с британским акцентом сквозь зубы:

— Разница может оказаться очень большой. Это было глупостью.

Хук с визгливыми нотками в голосе:

— Глупость, да? По тебе, так все глупость. Надоело! Кто проделал всю работу? Кто все тянет? Ну?! Где…

Молодой женский голос:

— Спокойно, Хук, мы знаем все это наизусть.

Шелест бумаг и снова голос с британским произношением:

— В самом деле, Хук, ты прав. Он действительно детектив. Здесь есть его лицензия.

Женский голос из другой комнаты:

— Ну и что мы будем делать?

Хук:

— Проще простого. Замочим шпика.

Женский голос:

— И наденем себе петлю на шею?

Хук, с угрозой.

— А так у нас на шее нет петли, а? Ведь этот тип ищет нас по делу в Лос-Анджелесе, разве не так?

Голос с британским произношением:

— Ты осел, Хук, и к тому же безнадежный. Предположим, что» тот тип интересуется лос-анджелесским делом, что вполне вероятно, ну и что же? Он работает в агентстве «Континенталь». Может ли быть, что его фирма не знает, где он находится? Они наверняка знают, куда он пошел, наверняка знают о нас столько же, сколько знает он. Убивать его ни к чему. Это только ухудшило бы дело. Его нужно связать и оставить здесь. Уверен, что до завтра го никто не начнет искать.

Ах, как я был благодарен этому голосу с британским произношением! Кто-то был на моей стороне, по крайней мере настолько, чтобы позволить мне жить. Последние несколько минут я пребывал отнюдь не в наилучшем настроении. Тот факт, что я не видел людей, которые решали вопрос, жить мне или умереть, делал мое положение еще более отчаянным. Теперь я чувствовал себя немного лучше, хотя до радости было очень далеко. Я чувствовал доверие к голосу, высказавшемуся за меня. Это был голос человеке, привыкшего командовать.

Хук, с рычанием:

— А теперь я скажу тебе, братишка! Этот тип должен исчезнуть. Здесь не может быть двух мнений. Я не рискую. Болтай себе что хочешь, но я должен позаботиться о собственной голове. И я буду чувствовать себя в большей безопасности, если этот тип не сможет трепать языком. Это точно!

Женский голос, с неудовольствием:

— Ах, Хук, будь хоть немного рассудительней!

Голос с британским акцентом, медленно, но очень решительно:

— Нет нужды дискутировать с тобой, Хук, потому что ты обладаешь инстинктами и разумом троглодита. Ты понимаешь только один язык, и именно на этом языке я буду с тобой говорить, сынок. Если ты от сего момента и до нашего ухода захочешь сделать какую-нибудь глупость, то повтори про себя два или три раза: «Если он умрет, умру и я». Скажи это так, как если бы ты цитировал Библию, потому что это такая же правда.

А затем наступила такая напряженная тишина, что я почувствовал, как мурашки поползли по моей не слишком чувствительной коже.

Когда в конце концов чей-то голос прервал эту тишину, то, хотя он был тихим и спокойным, я дернулся, как от выстрела.

Это был все тот же голос британца, самоуверенный, командный, и я почувствовал, что снова могу дышать.

— Прежде всего выпроводим стариков, — сказал голос. — Ты, Хук, займешься нашим гостем. Свяжи его, а я возьму акции.

Портьера раздвинулась, и в комнату вошел Хук, грозный Хук, на бледно-желтом лице которого выделялись зеленоватые веснушки. Он направил на меня револьвер, после чего коротко и резко бросил супругам Квейр:

— Он хочет вас видеть.

Супружеская пара встала и вышла.

Тем временем Хук, продолжая держать меня на мушке, сорвал шнур, поддерживающий плюшевую портьеру. Затем он подошел ко мне и старательно привязал меня к стулу.

Когда он кончил привязывать меня и отступил на шаг, чтобы полюбоваться моим видом, я услышал, как легко затворилась парадная дверь, а потом — легкие шаги над головой.

Хук посмотрел в направлении шагов, и его маленькие, водянистые глазки смягчились.

Портьеры шевельнулись, как будто за ними кто-то стоял, и я услышал уже знакомый мне звонкий женский голос:

— Что?

— Иди сюда.

— Лучше не надо. Он…

— К черту его! Иди! — рявкнул Хук.

Она вошла в комнату, и в свете торшера я увидел девушку лет двадцати двух, стройную и гибкую, одетую на выход — только шляпку она держала в руках. Свежее личико обрамляла масса огненно-рыжих волос. Серые, как дым, глаза — прекрасные, но слишком широко расставленные, чтобы вызывать доверие, — с насмешкой поглядывали на меня. Ее алые губы посмеивались, приоткрывая острые, как у зверька, зубы. Она была красива, как дьявол, и вдвое опаснее.

Она смеялась надо мной — толстым типом, связанным, как овца, с углом зеленой подушки во рту.

— Чего ты хочешь? — спросила она урода.

Он говорил шепотом, ежеминутно с беспокойством поглядывая вверх, откуда продолжали доноситься звуки мужских шагов.

— Что скажешь насчет того, чтобы вывести его из игры?

Веселье исчезло из ее дымчато-серых глаз; она, видимо, принялась за калькуляцию.

— У него сто тысяч, одна треть принадлежит мне. Неужели ты думаешь, что я прохлопаю такой случай? Наверное уж, нет! А если нам захватить все сто тысяч, а?

— Как?

— Предоставь это мне, беби. Ты пойдешь со мной, если я получу все? Знаешь, с тобой я всегда буду хорошим.