Сочинения в 2 т. Том 2 - [242]

— Когда я с вами, — сказал Головнин, — я верю вам, вашей внутренней силе, энтузиазму…

Рылеев тихо засмеялся:

— Но ведь вы сказали, что вы с нами!

14 декабря 1825 года на Сенатской площади в рядах восставших полков были и моряки — офицеры и матросы гвардейского экипажа. Сменивший Александра Николай I приказал стрелять по восставшим картечью. Он испугался до смерти: к войскам декабристов уже присоединялась городская беднота, уже летели в царя и его свиту дреколья и камни…

Залпы картечи очистили Сенатскую площадь; забрызганный кровью декабристов, Николай I взобрался на престол.

В то хмурое утро 14 декабря Головнина не видели в правительственных войсках. Не было его и в рядах восставших.

Но декабристы находились не только на Сенатской площади, не только в казармах лейб-гвардии московского полка, лейб-гренадерского полка и на Екатерингофском проспекте, в казармах гвардейского экипажа. Они были и в других районах Петербурга, и в Кронштадте…

Не случайно жандармы появились в доме Головнина. Они учинили обыск, рылись в бумагах мичмана Феопемта Лутковского — друга декабриста Дмитрия Завалишина. Они сорвали со стены портрет Завалишина и унесли с собой.

Головнин молча наблюдал эту картину полицейской доблести и усердия, и вспомнились ему в тот день простые слова матроса: «Двухэтажный дом… Только наверху — собаки, а внизу — люди».

Мичман Лутковский, брат Евдокии Степановны, жены Головнина, бывалый моряк, дважды участвовавший в плаваниях вокруг света, был выслан на Черное море. При Головнине он состоял «для особых поручений». С авторитетом генерал-интенданта, впрочем, не посчитались. Служба на Черном море в то время называлась «морской Сибирью»… Участники декабрьского восстания, моряки-гвардейцы, были казнены гражданской казнью на фрегате «Князь Владимир», многие прогнаны сквозь строй и сосланы в Сибирь…

Где же находился Василий Головнин 14 декабря 1825 года, какие задания декабристов он выполнял?

Ответ на этот вопрос, возможно, еще таится в горах архивных документов, и пытливый историк когда-нибудь раскроет сохраненный знаменитым моряком секрет. Не могло быть, чтобы Головнин остался в стороне от славного дела, в котором участвовал гвардейский морской экипаж. Декабрист Дмитрий Завалишин в своих записках сообщил, что Головнин был одним из «членов тайного общества, готовых на самые решительные меры».

Сочинение мичмана Мореходова, его «Записка о состоянии Российского флота в 1824 году», изданная морской типографией в Петербурге только в 1861 году, через много лет после смерти ее автора, показывает благородную прямоту и ненависть Головнина к свирепому реакционному режиму.

Генерал-интендант российского флота, а позже вице-адмирал, Головнин перестраивал старый и строил новый флот. Это была непрерывная, трудная борьба против бесчестных иноземных пролаз, придворных шаркунов, тупых сановников и казнокрадов.

За время, в течение которого он возглавлял интендантство флота, на Балтике и в Архангельске было построено 26 линейных кораблей, 21 фрегат, 10 пароходов и 147 легких судов… Русский флот снова стал могучим и грозным. Он назывался императорским флотом…

Император не мог в то время прочитать «Записки декабриста» Д. И. Завалишина. Эти записки увидели свет лишь в 1906 году… Завалишин писал: «…По показаниям Лунина, это именно Головнин предлагал пожертвовать собой, чтобы потопить или взорвать на воздух государя и его свиту при посещении какого-либо корабля».

Лунин был видным декабристом, и нет оснований не верить ему, как нет оснований не верить и Завалишину, другу Головнина. Их «…сблизило, — писал Завалишин, — общее негодование против вопиющих злоупотреблений. Мы сделались друзьями, насколько допускало огромное различие лет».

Не два — три плена пережил Василий Головнин и не покорился. Из Южной Африки, от, англичан, которые «не забывают друзей», ушел он под жерлами батарей; злобные самураи не удержали его в темнице, а здесь, в России, ценою жизни готовился он уничтожить главного тюремщика родины — царя.

Не для него — для родного народа строил Василий Головнин флот, уходил в кругосветные плавания, вел неутомимые исследования, совершал открытия, трудился над своими воспоминаниями и дневниками.

Уже стали знаменитыми три его питомца — Литке, Матюшкин и Врангель… В течение четырех лет Федор Литке исследовал берега Новой Земли и издал о своих путешествиях замечательную книгу. В Тихом океане он открыл неизвестные острова, названные им островами Сенявина. Далеко на северо-востоке, на побережье от устья Колымы до Берингова пролива закончили свои героические исследования Матюшкин и Врангель. В поисках таинственной земли, о которой рассказывали предания чукчей, они уходили от берега, по льдам, более чем на 260 верст.

В кругу молодых морских офицеров Головнин часто вспоминал о плавании «Камчатки», о дружбе и настойчивом учении этих трех моряков.

— А Федя Матюшкин-то каков? — удивленно и радостно говорил Головнин. — Перешагнул с лицейского порога на шлюп «Камчатку» и сделался настоящим морским волком! Помнится, ночью ли на вахте, в холод ли, в шторм — все время, при любом случае стихи Александра Сергеевича наизусть читал, очень уж любил поэта… Дневники для него специально вел, тщательно все события записывал… Наверное, передал их Александру Сергеевичу, большие они друзья. Но я не думал в то время, что этот лиричный юноша на такие отважные дела способен: в океане, во льдах неделями испытывать счастье… Признаться, очень сожалел, что не был там вместе с ними. А впрочем, еще успеется. Побываем еще разок и на Аляске, и за Берингов пролив попытаемся пройти.