Сочинения. В 2-х томах - [98]

В смоляных рогатых крестах.

Хорошо зимой в Заозерьи:

Заутренний тонок звон,

Как будто лебяжьи перья

Падают на амвон.

А поп в пестрядиной ризе,

С берестяной бородой,

Плавает в дымке сизой,

Как сиг, как окунь речной.

Церквушка же в заячьей шубе

В сердцах на Никона-кобеля: —

От него в заруделом срубе

Завелась скрипучая тля!

От него мужики в фуражках,

У парней в раскидку часы!

Только сладко в блинах да олашках,

Как в снопах, тонуть по усы.

А уж бабы на Заозерьи —

Крутозады, титьки как пни,

Все Мемёлфы, Груни, Лукерьи,

По верётнам считают дни!

У баб чистота по лавкам,

В печи судачат горшки, —

Синеглазым Сенькам да Савкам

Спозаранка готовь куски.

У Сеньки кони — салазки,

Метель подвязала хвост…

Но вот с батожком и в ряске

Колядный приходит пост.

Отец Алексей в притворе

Стукает об пол лбом,

Чтоб житные сивые зори

Покумились с мирским гумном.

Чтоб водились сиги в поречьи,

Был добычен прилет гусей…

На лесного попа, на свечи

Смотрит Бог, озер голубей.

Рожество — звезда золотая,

Воробьиный ребячий гам, —

Колядою с дальнего края

Закликают на Русь Сиам.

И Сиам гостит до рассветок

В избяном высоком углу: —

Кто не видел с павлинами клеток,

Проливающих яхонт во мглу?

Рожество — калач златолобый,

После святки — вьюг помело, —

Вышивают платки зазнобы

На морозное глядя стекло.

В Заозерьи свадьбы на диво, —

За невестой песен суслон,

Вплетают в конские гривы

Ирбитский, Суздальский звон.

На дружках горят рубахи

От крепких, девичьих губ,

Молодым шептухи да свахи

Стелют в горнице волчий тулуп.

И слушают избы и звезды

Первый звериный храп,

У елей, как сев в борозды,

Сыплется иней с лап.

Отцу Алексею руга

За честной и строгий венец…

У зимы ослабла подпруга,

Ледяной взопрел жеребец.

Эво! Масленица навстречу,

За нею блинный обоз!..

В лесную зыбель и сечу

Повернул пургача мороз.

Великие дни в деревне —

Журавиный плакучий звон,

По мертвой снежной царевне

Церквушка правит канон.

Лиловые павечерья,

И, как весточка об ином,

Потянет из Заозерья

Березовым ветерком.

Христос Воскресе из мертвых,

Смертию смерть поправ!..

И у елей в лапах простертых

Венки из белых купав.

В зеленчатом сарафане

Слушает звон сосна.

Скоро в лужицу на поляне

Обмокнет лапоток весна.

Запоют бубенцы по взгорью,

И как прежде в тысячах дней,

Молебном в уши Егорью

Задудит отец Алексей.

(1927)

423-425 ПЛАЧ О ЕСЕНИНЕ

(а)

Младая память моя железом погибает,

и тонкое мое тело увядает…

(Плач Василька, князя Ростовского)

Мы свое отбаяли до срока —

Журавли, застигнутые вьюгой.

Нам в отлет на родине далекой

Снежный бор звенит своей кольчугой.

Помяни, чортушко, Есенина

Кутьей из углей да омылков банных!

А в моей квашне пьяно вспенена

Опара для свадеб да игрищ багряных.

А у меня изба новая —

Полати с подзором, божница неугасимая.

Намел из подлавочья ярого слова я

Тебе, мой совенок, птаха моя любимая!

Пришел ты из Рязани платочком бухарским,

Нестираным, неполосканым, немыленым,

Звал мою пазуху улусом татарским,

Зубы табунами, а бороду филином!

Лепил я твою душеньку, как гнездо касатка,

Слюной крепил мысли, слова слезинками,

Да погасла зарная свеченька, моя лесная лампадка,

Ушел ты от меня разбойными тропинками!

Кручинушка была деду лесному,

Трепались по урочищам берестяные седины,

Плакал дымом овинник, а прясла солому

Пускали по ветру, как пух лебединый.

* * *

Из-под кобыльей головы, загиблыми мхами

Протянулась окаянная пьяная стежка.

Следом за твоими лаковыми башмаками

Увязалась поджарая дохлая кошка.

Ни крестом от нее, ни пестом, ни мукой,

(Женился ли, умер — она у глотки,

Вот и острупел ты веселой скукой

В кабацком буруне топить свои лодки!

А все за грехи, за измену зыбке,

Запечным богам Медосту и Власу.

Тошнехонько облик кровавый и глыбкий

Заре вышивать по речному атласу!

* * *

Рожоное мое дитятко, матюжник милый,

Гробовая доска — всем грехам покрышка.

Прости ты меня, борова, что кабаньей силой

Не вспоил я тебя до златого излишка!

Златой же удел — быть пчелой жировой,

Блюсти тайники, медовые срубы.

Да обронил ты хазарскую гривну — побратимово слово,

Целовать лишь ковригу, солнце да цвет голубый.

С тобою бы лечь во честной гроб,

Во желты пески, да не с веревкой на шее!..

Быль иль не быль то, что у русских троп

Вырастают цветы твоих глаз синее?

Только мне горюну — горынь-трава…

Овдовел я без тебя, как печь без помяльца,

Как без Настеньки горенка, где шелки да канва

Караулят пустые, нешитые пяльца!

* * *

Ты скажи, мое дитятко удатное,

Кого ты сполохался-спужался,

Что во темную могилушку собрался?

Старичища ли с бородою,

Аль гуменной бабы с метлою,

Старухи ли разварухи,

Суковатой ли во играх рюхи?

Знать, того ты сробел до смерти,

Что ноне годочки пошли слезовы,

Красны девушки пошли обманны,

Холосты ребята все бесстыжи!

* * *

Отцвела моя белая липа в саду,

Отзвенел соловьиный рассвет над речкой.

Вольготней бы на поклоне в Золотую Орду

Изведать ятагана с ханской насечкой!

Умереть бы тебе, как Михаиле Тверскому,

Опочить по-мужицки — до рук борода!..

Не напрасно по брови родимому дому

Нахлобучили кровлю лихие года.

Неспроста у касаток не лепятся гнезда,

Не играет котенок веселым клубком…

С воза, сноп-недовязок, в пустые борозды

Ты упал, чтобы грудь испытать колесом.

Вот и хрустнули кости… По желтому жнивью

Бродит песня-вдовица — ненастью сестра

Счастливее елка, что зимнею синью,