Сочинения. В 2-х томах - [5]

В предуказанный путь.

Чем ущербней зима

К мигу солнечных встреч,

Тем угрюмей тюрьма

Будет сказку стеречь.

И в весенний прилет

По тебе лишь одной

У острожных ворот

Загрустит часовой.

28 Сегодня небо, как невеста,

Сегодня небо, как невеста,

Слепит венчальной белизной,

И от ворот — до казни места

Протянут свиток золотой.

На всем пути он чист и гладок,

Печатью скрепленный слегка,

Для человеческих нападок

В нем не нашлося уголка.

Так отчего глядят тревожно

Твои глаза на неба гладь

Я обещаюсь непреложно

Тебе и в нем принадлежать.

Ласкать как в прошлом, плечи, руки

И пряди пепельные кос…

В неотвратимый час разлуки

Не нужно робости и слез.

Лелеять нам одно лишь надо:

По злом минутии конца,

К уборке трав и винограда

Прибыть в обители Отца.

Чтоб не опали ягод грозди,

Пока отбытья длится час,

И наших ног, ладоней гвозди

Могли свидетельствовать нас

29 Я — мраморный ангел на старом погосте,

Я — мраморный ангел на старом погосте,

Где схимницы-ели да никлый плакун,

Крылом осеняю трухлявые кости,

Подножья обветренный, ржавый чугун;

В руке моей лира, и бренные гости

Уснули под отзвуки каменных струн.

И многие годы, судьбы непреклонней,

Блюду я забвение, сны и гроба.

Поэзии символ — мой гимн легкозвонней,

Чем осенью трав золотая мольба…

Но бдите и бойтесь! За глубью ладоней,

Как буря в ущельи, таится труба!

(1912)

30 Нам закляты и заказаны

Нам закляты и заказаны

К пережитому пути,

И о том, что с прошлым связано,

Ты не плачь и не грусти:

Настоящего видениям —

Огнепальные венки,

А безвестным поколениям —

Снежной сказки лепестки.

31 Не говори — без слов понятна

Не говори — без слов понятна

Твоя предзимняя тоска,

Она как море необъятна,

Как мрак осенний глубока.

Не потому ли сердцу мнится

Зимы венчально-белый сон,

Что смерть костлявая стучится

У нашей хижины окон?

Что луч зари ущербно-острый

Померк на хвойной бахроме…

Не проведут ли наши сестры,

Как зиму — молодость в тюрьме?

От их девического круга,

Весну пророчащих судьбин,

Тебе осталася лачуга,

А мне — медвежий карабин.

Но, о былом не сожалея,

Мы предвесенни как снега…

О чем же, сумеречно тлея,

Вздыхает пламя очага?

Или пока снегов откосы

Зарозовеют вешним днем —

Твои отливчатые косы

Затмятся зимним серебром?

32 Я за гранью, я в просторе

Я за гранью, я в просторе

Изумрудно-голубом,

И не знаю, степь иль море

Расплеснулося кругом.

Прочь ветрила размышленья,

Рифм маячные огни,

Ветром воли и забвенья

Поле-море полыхни!

Чтоб души корабль надбитый,

Путеводных волен уз,

Не на прошлого граниты

Драгоценный вынес груз!..

Колыбельны трав приливы,

Кругозор, как моря дно.

Спит ли ветер? Спят ли нивы? —

Я уснул давно… Давно.

33 Мы любим только то, чему названья нет

Мы любим только то, чему названья нет,

Что как полунамек, загадочностью мучит:

Отлеты журавлей, в природе ряд примет

Того, что прозревать неведомое учит.

Немолчный жизни звон, как в лабиринте стен,

В пустыне наших душ бездомным эхом бродит;

А время, как корабль под плеск попутных пен,

Плывет и берегов желанных не находит.

И обращаем мы глаза свои с тоской

К Минувшего Земле — не видя стран грядущих…

. . . . . .

В старинных зеркалах живет красавиц рой,

Но смерти виден лик в их омутах зовущих.

34 Вы обещали нам сады

Я обещаю вам сады…

К. Бальмонт

Вы обещали нам сады

В краю улыбчиво-далеком.

Где снедь — волшебные плоды,

Живым питающие соком.

Вещали вы: «Далеких зла

Мы вас от горестей укроем,

И прокаженные тела

В ручьях целительных омоем».

На зов пошли: Чума, Увечье,

Убийство, Голод и Разврат,

С лица — вампиры, по наречью —

В глухом ущелье водопад.

За ними следом Страх тлетворный

С дырявой Бедностью пошли, —

И облетел ваш сад узорный,

Ручьи отравой потекли.

За пришлецами напоследок

Идем неведомые Мы, —

Наш аромат смолист и едок,

Мы освежительней зимы.

Вскормили нас ущелий недра,

Вспоил дождями небосклон,

Мы — валуны, седые кедры.

Лесных ключей и сосен звон.

35 На песню, на сказку рассудок молчит,

На песню, на сказку рассудок молчит,

Но сердце так странно правдиво, —

И плачет оно, непонятно грустит,

О чем? — Знают ветер да ивы.

О том ли, что юность бесследно прошла,

Что поле заплаканно-нище?

Вон серые избы родного села,

Луга, перелески, кладбище.

Вглядись в листопадную странничью даль,

В болот и оврагов пологость,

И сердцу-дитяти утешной едва ль

Почуется правды суровость.

Потянет к загадке, к свирельной мечте,

Вздохнуть, улыбнуться украдкой —

Задумчиво-нежной небес высоте

И ивам, лепечущим сладко.

Примнится чертогом — покров шалаша,

Колдуньей лесной — незабудка,

И горько в себе посмеется душа

Над правдой слепого рассудка.

36

Я молился бы лику заката,

Темной роще, туману, ручьям,

Да тяжелая дверь каземата

Не пускает к родимым полям

Наглядеться на бора опушку,

Листопадом, смолой подышать,

Постучаться в лесную избушку,

Где за пряжею старится мать…

Не она ли за пряслом решётки

Ветровою свирелью поет…

Вечер нижет янтарные четки,

Красит золотом треснувший свод.

(1912)

37-38. АЛЕКСАНДРУ БЛОКУ

I Верить ли песням твоим –

Верить ли песням твоим —

Птицам морского рассвета,

Будто туманом глухим

Водная зыбь не одета?

Вышли из хижины мы,

Смотрим в морозные дали:

Духи метели и тьмы

Взморье снегами сковали.

Тщетно тоскующий взгляд

Скал испытует граниты, —

В них лишь родимый фрегат

Грудью зияет разбитой.

Долго ль обветренный флаг

Будет трепаться так жалко?..