Сочинения. Том 3 - [222]

19. Тяжкий общий кризис, постигший французскую промышленность в начале 1811 г., отразился наиболее неблагоприятно на тех отраслях промышленности, которые и без того испытывали уже давнишнее недомогание, давнишнее ненормальное состояние: он поразил больше всего шелковую и бумагопрядильную промышленность, в меньшей степени — шерстяное производство, в еще меньшей степени — кожевенное и сталелитейное. Смягчающе повлияло здесь и то обстоятельство, что последние три отрасли производства и в 1809, и в 1810, и в 1811 гг. пользовались огромными заказами со стороны военного ведомства — заказами, с которыми не могли сравниться милостивые императорские субсидии и придворные заказы лионским шелковым мануфактурам. Из непромышленных районов континентальная блокада больше всего и тяжелее всего сказывалась на чисто торговых приморских городах, которые дошли в большинстве случаев до глубокого упадка и явственного обнищания, а меньше всего блокада отразилась на чисто земледельческих департаментах. Полное отсутствие сколько-нибудь учитываемого влияния блокады в земледельческих департаментах сказывается именно в годину кризиса 1811 г. Что касается виноделия, то оно страдало от прекращения сбыта в колонии, в Англию, в ганзейские города, в Россию (после декабрьского указа 1810 г.). Земледельческие продукты находили себе достаточный сбыт на внутреннем рынке, а когда Наполеон решил, что «все равно» Англия получит нужный ей хлеб откуда-нибудь, то он постарался устроить так, чтобы она получила именно французский хлеб в огромном количестве (в 1811 г., в разгар строгостей, направленных к повсеместному поддержанию принципа континентальной блокады!).

20. Вторая половина 1811 г. и весь 1812 г. были в общем временем улучшения в положении французской промышленности, временем отдыха после бедствия 1811 г. Это улучшение продолжается и в начале 1813 г., хотя биржевая паника, тревожные слухи о внешних делах Империи, наконец, яростная война с последней коалицией не дают возможности и времени деловому миру учесть это промышленное улучшение. Эти же последние годы наполеоновского царствования (с конца 1813 г. вплоть до отречения Наполеона торгово-промышленная жизнь замирает) отмечены вполне определенным стремлением правительства ускорить осуществление плана, обрисовавшегося в общих чертах еще в 1810 г., в год объявления миллионной награды за изобретение льнопрядильной машины, в год трианонского тарифа; этот план полного изгнания колониальных товаров, замены их европейскими продуктами, план, изложенный министром внутренних дел в феврале 1813 г. в официальном обращении к Законодательному корпусу, начинает как бы осуществляться как усиленным покровительством свекловичному сахароварению, так и открытием заведений для извлечения суррогата индиго из вайды. Но хотя свекловичному сахароварению и принадлежала огромная роль в будущем, не теперь, не в трагическом 1813 г., суждено было этим попыткам привести к определенному результату. Наполеон, радовался каждому успеху свекловичного сахароварения, где бы этот успех ни проявлялся, во Франции или Пруссии, или в другой стране; он приказывал переводить на все европейские языки объявление о миллионной награде за изобретение льнопрядильной машины, полагая, что, кто бы и где бы ее ни изобрел, все равно это изобретение может подкосить хлопчатобумажное производство, а потому избавит Европу от необходимости покупать хлопок и этим нанесет тяжкий удар англичанам, сделает не нужной Европе английскую контрабанду. Он думал противопоставить Англии Европу, а в это же время Европа вставала на него, соединялась с Англией, разбивала таможенные кордоны, раскрывала порты англичанам, ликующими кликами и приветствиями встречала первые открытые, легальные, а не контрабандные высадки англичан и выгрузку английских товаров! Из всех соображений Наполеона и его правительства, связанных с континентальной блокадой, самым утопическим было именно это: изменить судьбы мировой торговли, повернуть историю к доколумбовским временам, и однако эта утопия была логическим выводом из всей политики Наполеона с момента провозглашения берлинского декрета от 21 ноября 1806 г. Монталиве составлял свое Exposé, точно излагая мысли Наполеона, в конце 1812 г., когда еще сам не знал о гибели великой армии; он издал этот отчет в начале февраля 1813 г., когда еще мог тешить если не себя, то своих читателей уверением, будто у императора под ружьем «девятьсот тысяч» человек! Эта утопия созревала в 1810–1812 гг., в годы беспримерного могущества, но выявилась, раскрылась она окончательно слишком поздно: как раз тогда, когда континентальная блокада доживала последние дни…

* * *

Таковы общие выводы, подробное обоснование которых я старался дать в своей книге. Читатель понимает после всего сказанного мной о статистике этой эпохи, почему я воздержался от подражания манере некоторых историков давать именно в выводах, в подведении итогов цифровые показания, «торговые балансы» и т. п. Для осведомления о тех или иных мнениях правительства я приводил в своей книге, в тексте и в приложениях много цифровых показаний, но, зная хорошо им цену, в частности не доверяя фантастическим выкладкам именно «торгового баланса», я, конечно, не мог позволить себе давать вперемежку с общими выводами, к которым я пришел и которые считаю обоснованными, эти заведомо сомнительные исчисления, которым, как мы видели, не верили сами их авторы.