Сочинения - [78]
У Саллюстия встречаются и реминисценции из произведений Энния и Плавта.
По свидетельству Светония[903], Саллюстию помогал подбирать материал, в частности собирать старинные слова, вольноотпущенник Луций Аттей Филолог.
Преемственность между Катоном Старшим и Саллюстием не следует считать чисто формальной — у них можно обнаружить общие черты, которые помогают понять личность последнего: оба они принадлежали к муниципальной знати и старались приобщиться к римскому нобилитету[904]. К концу периода Республики возможность эту получали только те, кто становился консулом, достигал высшего почета (summus honos), но старая знать всячески преграждала «новым людям» доступ к консулату: «…большая часть знати горела ненавистью, и считалось как бы осквернением консульской должности, если бы ее достиг новый человек, каким бы выдающимся он ни был»;[905] «Если тогда плебсу были уже доступны другие магистратуры, то консулат знать еще передавала друг другу из рук в руки»[906]. Против этой замкнутой группы, которую они называли кликой (factio) или кучкой людей (pauci), а знатные люди — оптиматами, и боролись так называемые популяры[907]. В большинстве случаев это были члены видных семейств, т. е. выходцы из нобилитета; из соображений выгоды или из честолюбия они опирались на плебс в борьбе против представителей своего же сословия. Таковы были Цинна, Цезарь, Катилина.
Так возникает важная проблема, касающаяся Саллюстия и Цицерона: ни один из них не становится ни на сторону старого нобилитета, ни на сторону популяров: они ищут третьего, нового пути, который бы положил конец кровопролитиям, происходившим в Риме в течение последнего столетия. Речь идет о создании новой знати[908] (nova nobilitas), основывающейся не на происхождении, а на своей доблести (virtus)[909], т. е. на заслугах перед государством; ее должны составлять «новые люди», к каким принадлежит и Гай Марий, чье положение было сходным с положением Цицерона: оба были выходцами из муниципальной знати, оба были «новыми людьми», сильными своей доблестью и настойчивостью (industria), которые приносят славу людям. Такой ход мыслей возвращает нас к положениям, какие Саллюстий высказал во вступлении к монографии «О заговоре Катилины»[910]. Доблесть выражается главным образом в деятельности военной и политической. Подобные мысли могли быть внушены Платоном, в частности его VII письмом. Саллюстий ожидал появления новой знати, избавившейся от пороков старой и руководствующейся обычаями предков (mos maiorum). При этом он не выступал как популяр, хотя и был цезарианцем; напротив, он высказывал консервативные взгляды, выражал свое презрение к бездеятельности плебса и его развращенности подачками[911], подчеркивал значение согласия[912] (concordia) и преобладания власти сената[913]. Он осуждал недостойное поведение «немногих»; отсюда его нападки на бездеятельность (inertia), нерадивость (soncordia) — в отличие от доблести и настойчивости — и на алчность населения. Он осуждает деятельность обеих сторон[914], так как они сводят на нет значение обычая предков и доблести, и превозносит деятельность выдающихся людей и их доблесть и настойчивость в служении государству.
Саллюстию присущ особый стиль, придающий обаяние его произведениям. Выше уже говорилось о влиянии на него Фукидида и Катона Старшего. Это своеобразие стиля выражается в выборе слов, в их морфологии и синтаксисе. У Саллюстия встречаются необычные слова, народные формы, архаизмы и поэтизмы, не передаваемые в русском переводе, кроме того, антитезы, хиазм и аллитерация.
Уже Квинтилиан говорил о «Саллюстиевой краткости» (Sallustiana brevitas), которую он советовал избегать, так как она затрудняет понимание[915], и о его «бессмертной быстроте [повествования]» (immortalis Sallusti velocitas)[916]. По свидетельству Светония[917], архаизмы Саллюстия осуждал Асиний Поллион (76 г. до н. э. — 5 г. н. э.), писатель, грамматик и политический деятель[918].
«Прославленным римским историком» (rerum Romanarum clarissimus auctor) назвал Саллюстия Корнелий Тацит (55—120 гг.)[919]. О стиле Саллюстия был высокого мнения писатель II в. Авл Геллий, отмечавший изящество и краткость его языка[920].
Марк Валерий Марциал (40—102 гг.) оценил Саллюстия в следующей эпиграмме:
Тексты Саллюстия дошли до нас в рукописях IX—XI вв., написанных на пергаменте. Тексты «Заговора Катилины» и «Югуртинской войны» сохранились в двух классах рукописей: codices mutili (неполные списки) и codices integri (полные списки); в первых в «Югуртинской войне» имеется лакуна (в гл. 103—112), восполненная во втором классе рукописей. Наличие этой лакуны в ряде рукописей свидетельствует о том, что все они восходят к одному и тому же архетипу, не дошедшему до нас. В рукописях содержатся так называемые глоссы, т. е. вставки и замечания (на полях и в тексте), а также примечания филологов и переписчиков. Лучшими источниками являются codices mutili, а из них два: 1) Parisinus 16024, IX в., из фондов Сорбонны; 2) Parisinus 16025, IX в. — тоже из фондов Сорбонны. Кроме перечисленных мы знаем еще девять codices mutili X—XI вв. Codices integri более многочисленны и относятся к XI в.
