Сочинения - [8]
Окончание университета не внесло, однако, каких-либо существенных перемен в жизнь Красова. Его обеспеченные друзья, нередко приходившие на помощь, разъезжались по своим имениям, «прошлый мир товарищества» рушился, благим надеждам юного поэта не суждено было осуществиться, и он начинал утрачивать возвышенную мечту о лучших временах. Красов тяжело переживал материальную необеспеченность своих родителей, постоянно просивших о помощи. Как вспоминает П. Анненков, «по выходе из университета он жил бедно»[56], все больше терял свое и без того очень подорванное нуждой и постоянными лишениями здоровье.
До нас дошли весьма скупые сведения о жизни Красова в это время. 3 июня 1834 года Станкевич сообщает о предполагаемом отъезде Красова из Москвы «на неделе»[57], но в июле и в августе пишет ему из Петербурга и из деревни, просит прочитать письмо Белинскому, передать почтение и поклоны Строеву, Ефремову, Бодянскому, Бееру, Оболенскому, Клюшникову, «Аксакову и всему почтенному его семейству»[58]. Может быть, к этому времени и относится сообщение Герцена: «Красов, окончив курс, как-то поехал в какую-то губернию к помещику на кондицию, но жизнь с патриархальным плантатором так его испугала, что он пришел пешком назад в Москву, с котомкой за спиной, зимою, в обозе чьих-то крестьян»[59]. Оно подтверждается и словами другого современника, хорошо знавшего Красова: «Вскоре по окончании курса он получил место домашнего учителя в Малороссии, и тут, живи среди народа, столь богатого песнями, он получил новый толчок к поэтическому творчеству»[60]. Во всяком случае, Красов на этот раз ненадолго покинул Москву. Зимой 1835 года, полный новых поэтических планов, он вновь был среди своих друзей, фантазировал, писал стихи[61].
Профессор М. А. Максимович, всего год тому назад назначенный ректором вновь открытого Киевского университета, просил своего старого друга М. П. Погодина, проезжавшего через Киев, найти ему адъюнкта на кафедру словесности. Вскоре по возвращении и Москву М. П. Погодин рекомендует на это место Красова, известного Максимовичу по Московскому университету. «Я нашел тебе адъюнкта — Красова, — писал Погодин 16 ноября 1835 года. — Он хорошо знает по-русски, ретив и обещает вполне следовать твоим наставлениям, трудиться усердно. Если хочешь, напиши — и он явится немедленно к тебе и будет держать магистерский экзамен»[62]. Максимович, однако, долго колебался в этом выборе, сомневаясь, очевидно, в Красове «за терпеливость на труд». Погодин в своих письмах убеждал его, что рекомендуемый им Василий Красов «очень хорош»[63]. Максимович и после этого продолжал затягивать дело, долго не сообщал своего решения.
Неустроенный Красов между тем кочевал по квартирам своих московских друзей и летом 1835 года, так и не дождавшись назначения, уехал в деревню, в семью Ладыженских. Совсем больного проводил его из Москвы Станкевич, а получив вскоре письмо от своего друга, радовался выздоровлению его и тому, что письмо это «исполнено пламенных, благородных мечтаний, как и все беседы его»[64]. Не скупясь в письме к Станкевичу на похвалы семейству Ладыженских, Василий Иванович Красов, однако, быстро бежал «из этой почтенной компании» в Москву.
Истинно поэтическая натура, чуждая житейских расчетов и праздной жизни светского общества, Красов всем своим добрым сердцем тянулся к тем из московских друзей, кто еще мог разделить его надежды и мечтания, но общие интересы исчезали, взаимоотношения с некоторыми из них давали серьезные трещины, а тяжело больной Станкевич, часто отсутствуя в Москве, не в силах был скрепить своим влиянием содружество университетских товарищей. Иные из них вовсе не склонны были разделять его философские увлечения, были далеки от идиллического «прекраснодушия» своего друга, находясь в постоянной борьбе с житейскими невзгодами, искали своих путей.
Сближение Станкевича и его друзей с властным, самолюбивым М. Бакуниным еще более осложнило взаимоотношения товарищей, способствуя разложению кружка[65]. М. Бакунин вскоре вступает в конфликт с Белинским, пытается поссорить Красова с Беерами, в семье которых поэт был принят как «ami de la maison» (друг дома), внушает А. Беер, что Красов не может быть другом, не достоин доверия сердца[66].
Находясь в кругу своих старых и новых друзей, Красов, можно полагать, духовно тянулся к Белинскому и в это время наиболее сблизился с ним. Как поэт активное участие принял он и в «Телескопе», издание которого после отъезда Надеждина за границу перешло в руки Белинского.
Вольнолюбивые мотивы героико-патриотических стихотворений Красова, проникнутых сознанием значительности исторических судеб Отечества, укрепляются раздумьями поэта о мироздании, ожиданием больших перемен в мире, осознанием важности раскрытия переживаний самого лирического героя, богатства его внутреннего мира.
