(Мф.26:34), и находит, что не его обещание исполнилось, но Владычнее подтвердилось предречение. Воспоминание о сем привело Петра в страх и не дозволяло ему смело произнести приличный ответ. Острые и язвящие его ощущал он жала и уступает в ведении Владыке, не возражает, как прежде, не утверждает:
аще ми есть и умрети с Тобою, не отвергуся Тебе (Мф.26:35); но говорит, что Сам Владыка свидетель любви его, и исповедует, что точное знание сего принадлежит Ему одному, Творцу всяческих. Ибо сказал он:
Господи, Ты вся веси: Ты веси, яко люблю Тя (Ин.21:17). Что люблю Тебя, и знаешь, и свидетельствуешь об этом; но пребуду ли в любви, еще яснее знаешь Сам Ты, а я ничего не скажу о будущем, не буду спорить о том, чего не знаю; научен же опытом не противоречить Владыке. Ты источник истины, Ты бездна ведения; обучен я пребывать в положенных Тобою пределах. Но Владыка, увидев боязнь его и в точности зная любовь, предречением о кончине уничтожает страх, дает свидетельство о любви, подтверждает исповедание Петрово и к струпу отречения прилагает врачевство исповедания. Посему–то, думаю, и требовал Господь троекратного исповедания, чтобы равночисленные струнам приложить врачевства и бывшим при сем ученикам вполне открыть пламень любви. Потому предречение о кончине и Петра ободрило, и других научило, что его отречение было по Божию смотрению, а не по Петровой мысли. И сие Сам Спаситель и Господь наш дал разуметь, сказав Петру:
Симоне, Симоне, се, сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу: Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя: и ты некогда обращься утверди братию твою (Лк.22:31–32), т. е. как Я не пренебрег тебя поколебавшегося, так и ты будь опорою обуреваемым братиям твоим, оказывай им вспоможение, каким пользуешься сам, и не отгоняй от себя поползающихся, но восставляй подвергающихся опасности. Для этого и тебе попускаю преткнуться и не дозволяю пасть, в тебе уготовляя поддержку колеблющимся. Так великий сей столп подкрепил потрясенную вселенную и не допустил до конечного падения, но восставил, сделал неколеблемою и, прияв повеление пасти овец Божиих, когда подвергался за сие поруганиям, терпел, когда били его, веселился и, исходя с сотрудником своим из лукавого синедриона, радовался,
яко за имя Владыки
сподобишася безчестие прияти (Деян.5:41), и ввергаемый в темницу, восхищался и веселился. И когда осужден был Нероном за Распятого приять смерть на кресте, упрашивал исполнителя казни пригвоздить его к древу, но не как Владыку, убоявшись, вероятно, чтобы одинаковость страдания не привела неразумных к равному чествованию, посему умолял пригвоздить его руками вниз и ногами вверх, ибо научился избирать для себя последнее место не в чести только, но и в безчестии. Но если бы возможно было десять или пятьдесят раз претерпеть сию смерть, то принял бы со всяким удовольствием, распаляемый Божественною любовию. Сие же взывает и божественный Павел, то сказуя:
По вся дни умираю: тако ми ваша похвала, братие, юже имам о Христе Иисусе (1 Кор.15:31); то говоря:
Христови сраспяхся: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал.2:19–20).
Посему приявший Божественную любовь пренебрегает всем в совокупности земным, попирает все плотские удовольствия, презирает богатство и славу и честь от людей, думает, что и багряница ничем не отличается от паутины, драгоценные камни уподобляет рассыпанным на берегу кремням, телесного здравия не почитает блаженнейшим состоянием, бедности не именует несчастьем, благополучия не измеряет богатством и роскошью, но справедливо думает, что все это подобно всегда речным струям, которыя протекают мимо насажденных на берегах дерев и ни при одном из них не останавливаются. Ибо бедность и богатство, здоровье и болезнь, честь и безчестие, и все иное, чем сопровождается естество человеческое, как усматриваем, подобно речным струям, не всегда пребывают у одних и тех же, но меняют обладателей и непрестанно переходят от одних к другим. Многие после обилия впадают в крайнюю бедность, а многие из нищих входят в число богатых. Да и болезнь и здоровье ходят, так сказать, по всяким телам, томятся ли они голодом или роскошествуют. Добродетель же и любомудрие — единственное постоянное благо. Любомудрия не одолевает и рука грабителя, и язык клеветника, и туча вражеских стрел и копий. Не бывает оно добычею горячки, игрушкою волн и не терпит урона от кораблекрушения. Время не умаляет, но увеличивает его силу. А пищею для него любовь к Богу. Ибо невозможно преуспевать в любомудрии, не соделавшись пламенным любителем Бога; лучше же сказать, сие–то самое и называется любомудрием; потому что Бог есть Премудрость, и Премудростию именуется. О Боге всяческих сказует блаженный Павел: нетленному, невидимому, единому премудрому Богу (1 Тим.1:17), и о Единородном говорит: Христос Божия сила и Божия премудрость (1 Кор.1:24); и еще: дадеся нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление (1:30). Посему в действительности любомудрый справедливо может быть назван и боголюбивым. А боголюбивый пренебрегает всем иным и, взирая только на Возлюбленного, угождение Ему предпочитает всему в совокупности: то одно говорит, и делает, и помышляет, что угодно и благоприятно Возлюбленному; отвращается же всего того, что запрещает Он.
