Сочинения. 1912–1935: В 2 томах. Том 2 - [4]
Наконец мы подошли к заставе. Из круглого домика вышли три человека с фонарями и стали осматривать наши лбы и затылки, чтобы проверить, не больны ли мы болезнью крурч (описание болезни). Потом они взяли с нас по мелкой монете за осмотр и пустили в город. Мы шли по тёмным узким улицам. Было тихо. Только звякали бубенцы верблюдов и тяжко хлопали их толстые шершавые ступни.
– Здесь, – сказал Махмуд. Он остановился перед большими серыми воротами и ударил в них ногой и палкой. За воротами кто-то завозился. Послышалось шлёпанье босых ног и в воротах открылось небольшое окошечко.
– Кто? – спросила высунувшаяся голова. Он говорил на языке Медного горла.
– Свои: Цырцылжай, Цырмакимлай да ещё племянника маленького привели.
– А, заходите, сейчас открою, – он отворил ворота, и все восемнадцать верблюдов вошли во двор. Когда кончилась возня с ними, тюки были сняты в кучу, а верблюды улеглись на покой, человек повёл нас к хозяину.
Он не спал. В его небольшой круглой комнатке, обитой пёстрыми материями, висел красный с жёлтым фонарик, наверху к полочке был привязан соловей. А сам он лежал в углу на подушках и перебирал струны тыквообразного инструмента.
– А… радуйтесь, и я радуюсь, – крикнул он, увидев нас. На нём были зелёные шаровары от плеч до щиколоток и тёмно-синий плащ, а руки были голые.
– Много новостей, садитесь. Зей, мальчик, принеси умыться и вели приготовить ужин. Почтенный Цырцылжай не откажется выпить со мной тыкву Благословенного напитка. А это ваш младший брат? Племянник? Радуюсь, радуюсь. Как зовут?
– Пыржамаки, молодой ещё, взяли с собой, – сказал Махмуд, – пусть посмотрит людей и какие страны бывают на свете.
– Это хорошо, – кивнул хозяин, и увидев, что Махмуд вынимает какие-то книжки, прибавил: «Дела потом, завтра. А сейчас умывайтесь и рассказывайте, куда идёте и сколько здесь останетесь».
Слуга подал нам на руки сперва холодной воды, потом какой-то благовонной смеси.
Освежив руки, лица и шеи, мы расселись на мягких подушках и замолчали, наслаждаясь долгожданным отдыхом. Махмуд, глубоко вздохнув, первый нарушил тишину.
– Мы идём в город Четырёх алмазов и трогаемся через два дня. Надо дать отдых людям.
– В город Четырёх алмазов! – крикнул хозяин, – да вы в уме? Вы, значит, ничего не слыхали. Здесь нет больше ни одного алмазного. Все ушли. Со дня на день ждут оттуда войск. Дальше двух часов пути никто не уходит от города.
– Как же это так? – удивился Амин, – мы ничего не знаем. Почему война?
– Это немногие знают, мне не следовало говорить. Ну, да здесь свои. Я вам расскажу. Я всё знаю.
Тут в глазах Амина и Махмуда выразилось некоторое смущение. Но они не могли открыть хозяину моей тайны, и Амин ограничился тем, что энергично погрозил мне пальцем за спиной Махмуда.
Слуги внесли громадное продолговатое блюдо, уставленное кушаньями, четыре кубка и несколько тыкв, полных ароматным напитком. Блюдо поставили на середину комнаты на ковёр. Мы подползли к нему и принялись утолять свой голод. Затем мы перешли к вину, и хозяин, прихлёбывая из кубка, начал свой рассказ.
– Ты знаешь, почтенный Цырцылжай, как высоки наши Великие стены. Мой дед последний измерил их высоту и нашёл в них места ниже восьмисот человеческих локтей. Только два
входа есть наверх, один на север, другой на юг. До каждого не менее трёх дней пути отсюда, и входы так хорошо скрыты, что никто не найдёт, хоть и будет ходить вокруг да около целый день. Но я знаю это.
Так вот, алмазные послы пришли к нашему славноволосому правителю и сказали: «Пусти наших астрономов на свои стены. Они де хотят посмотреть звёзды. Оттуда видно». Правитель им отвечает: «Я рад бы, да не могу. Я ваших астрономов очень уважаю и всё хорошо понимаю, что надо. У нас такой закон, нельзя чужих на стены пускать, хотят ко мне на башню, пожалуйста, а на стены нельзя». А послы говорят: «Хотим на стены». На стены совершенно нельзя. Поговорили, поговорили, вот послы и говорят: «Придётся нам силой лезть на стены. Ничего не поделаешь». А правитель подумал и говорит: «Да уж, видно ничего не поделаешь».
– Идите низом, раз боитесь за верблюдов, – сказал я. – Идите низом. Кружите себе сколько угодно. А я пойду через Красные горы.
– Нам всё равно, – сказал Махмуд. – Ступай в горы, держать не будем. Только глуп ты, потеряешься и нас не найдёшь.
– Ну, это посмотрим. Ещё ждать вас на той стороне буду.
Эмин и Махмуд ещё поговорили немного и отпустили, так как работы на эти дни мне не было.
Я оставил их и пошёл вверх по ущелью к кроваво-красному хребту, который, как петушиный гребень, украшал самую возвышенную часть Проклятых гор. Днём он был матово-красного цвета всех оттенков, а ночью светился как китайский фонарик, и походил на опрокинутую перед свечой чашу с кровью.
Я пошёл по ущелью, навстречу бежал, прыгая по камням и брызгая во все стороны, чистый прозрачный поток. Дорога часто переходила с одного берега на другой, и не раз мне приходилось погружаться в воду по пояс. Чем выше я поднимался, тем холоднее становилась вода.
Юрий Николаевич Марр (1893–1935), сын академика Н.Я. Марра, при жизни был известен лишь как специалист-востоковед, занимавшийся персидским языком и литературой. В 1970–1990-е годы появились первые публикации его художественных текстов, значительная часть которых относится к футуристическому и постфутуристическому направлениям в литературе, имеет очевидную близость как к творениям заумной школы и Обэриу, так и к традициям русской сатирической и лубочной поэзии. В этом издании собран основной массив его литературных сочинений (стихи, проза, пьесы), большинство из них воспроизводится впервые.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Дадаистский роман французского авангардного художника Франсиса Пикабиа (1879-1953). Содержит едкую сатиру на французских литераторов и художников, светские салоны и, в частности, на появившуюся в те годы группу сюрреалистов. Среди персонажей романа много реальных лиц, таких как А. Бретон, Р. Деснос, Ж. Кокто и др. Книга дополнена хроникой жизни и творчества Пикабиа и содержит подробные комментарии.
Повесть «отца русского футуризма» Давида Бурлюка, написанная в 1921 году в Японии и публиковавшаяся лишь в английском переводе (1954 г.), впервые воспроизводится по архивной рукописи. Филонов – фамилия её главного героя, реальным прототипом которого выступил тот самый русский и советский авангардный художник, Павел Николаевич Филонов. События этой полумемуарной повести происходят в Санкт-Петербурге в художественной среде 1910-х годов. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Книга впервые представляет основной корпус работ французского авангардного художника, философа и политического активиста, посвященных кинематографу. В нее входят статьи и заметки Дебора о кино, а также сценарии всех его фильмов, в большинстве представляющие собой самостоятельные философско-политические трактаты. Издание содержит обширные научные комментарии. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Заумно-клерикальный и философско-атеистический роман Хуго Балля (1886-1927), одно из самых замечательных и ярких произведений немецко-швейцарского авангарда. Его можно было бы назвать «апофеозом дадаизма».