Событие, вписанное в вечность - [6]

Не одному мне было хорошо на околице. Сидела и компания, на зов которой пришлось подойти. "Конституция, -- говорили они, -- день республики, как не выпить". Интересное дело, что мы отмечаем двенадцатого июня: разрушение великой страны, праздник приватизаторов, праздник бесов вседозволенности, праздник отмены совести?

-- А на открытии церкви были?

-- Слышали, слышали, автобусов, говорят, много приезжало. дак все равно бы не попасть. уж когда окончательно отделают -- тогда. Там, в первом зале, и танцам-то было тесно, выйдут три пары и толкаются.

Хожу, и уже кажется, что живу в настоящем, а не ищу прошлое. Оно все во мне, и такое счастье, что все плохие воспоминания отпадают, как хвост у ящерицы, а хорошие крепчают. Вот и фамилию разрушителя церкви узнал -Двоеглазов, но и это не хочется помнить. Вот Геннадий, одноклассник, вспоминает, что на Пасху в доме культуры устраивали танцы, причем бесплатные, до часу, пускали и старшеклассников. Я не помню. Значит, мама не пускала. А сияние пасхального солнца, крашеные яйца, белую рубашку, качели, гулянья на Красной горе помню все ярче и явственнее.

-- А колокола были, -- говорит майор милиции Николай Алексеевич Сухих (мы встретились на улице), -- такие были колокола, что ударят, старики говорили, и кони на дыбы вставали. Нигде не было таких колоколов, как в Кильмези. Я в Докучаеве жил, слышно было. В Дуброве слышно, в Бурашах. -- Николай Алексеевич моложе меня, а воспоминания одинаковы -- о первой весенней зелени, о радостях детства. -- Мы в детстве зимой, ближе к весне, зайцев ловили, -- вспоминает он. -- Голыми руками ловили. Или говорили: пойдем лис смотреть. Вот сколько зверья было. Река Зеквай, щуки, окуни, а в Валу впадал Зеквай, в ней уже гольцы, она в Кильмезь, в Кильмези стерлядь, судаки.

В благодарность рассказываю майору о выступлении очень крупного милицейского чина на межобластной конференции "Православие и образование". Чин, выйдя на трибуну, сразу заявил, что он атеист, а дальше четко, по-военному доложил: "В тех населенных пунктах, где возрождается или заново строится православный храм, криминогенная обстановка заметно оздоровляется". Так что камни пока не вопиют, ослицы молчат, но атеисты уже свидетельствуют о Божием присутствии на земле.

Николай Алексеевич очень одобряет открытие храма:

-- Больше храмов -- меньше тюрем. Ведь за ерунду сажаем. А кто ближе к церкви, тот дальше от преступления.

Рано утром батюшка уже в церкви. А там радость так радость: вчера принесли из православной семьи Сайфуллиных икону Почаевской Божией матери, им завещанную бабушкой. Она говорила: "Храм откроют -- в него отнесите". Икона была темной, а на Благовещение начала светлеть. А сейчас, наутро после освящения, просто будто только что написанная. К ней все прикладываются.

Обсуждаем вчерашнее. В основном замечания, которые услышали. Конечно, всем хочется, чтобы весь храм был отделан для служения.

-- Не все сразу, -- говорит батюшка. -- Мне когда говорят, я спрашиваю: "А ты сколько пожертвовал?" Молчит. "А сколько пропил?" Все постепенно. -- Но видно, что батюшка не собирается останавливать раскрученное колесо ремонта. -Сейчас надо до холодов разобрать гримерную, котельную, сложить печь, завезти цемент, песок и зимой работать.

А в остальном Кильмезь как жила, так и живет. Нет воды в верхних колонках, выручает фонтан. Комары и мошка. Сидит пьяненькая от бражки старуха с привязанной к руке козой, не понимающая, утро ли, день ли, социализм ли, капитализм ли. Куда-то пошли туристы с мешками выше голов. Идет вольно одетая молодежь. Гремит в клубе музыка такой силы, что дверь шатает как сквозняком. Около стадиона, в ауте, пасется черная корова, напоминая о проигрыше кильмезской команды с названием "Надежда". Разгружают хлеб у магазина... Вроде ничего не изменилось. Но нет, изменилось -- в Кильмези храм, Кильмезь прошла второе крещение, Кильмезь идет к Господу, Кильмезь будет спокойна и счастлива. И еще много заборов перебодают мужички, много огорчений будет в жизни, но, когда в ней появляется смысл, жить становится легче. Смысл этот -- в спасении души.

А для меня -- высшее счастие было участвовать в освящении храма, причаститься там, где долгое время плясали, выступали, пели "Интернационал". И плясать, и петь неплохо, но не в церкви. И все беды России были оттого, что храмы были осквернены. Сейчас хорошеет русская земля, вот и еще один корабль нашего спасения спущен на бурные волны житейского моря. Лебединой белизны, с вознесенным в небеса крестом, он поможет нам пройти любые штормы земной жизни. И уже кажется, что всегда в Кильмези был храм, всегда в нем была служба, крестили, венчали, отпевали, всегда несли сюда свои беды и невзгоды, свои душевные тяготы, грехи и никто не уходил неисцеленным.