Собственность Рипера - [89]

Сейчас я и Хос наконец-то были одни в нашей комнате, и я не знала, что сказать. Некоторые ребята были явно разбиты, другие же держались. Хос был просто опустошен. Ноль эмоций. Ни сочувствия, ни скорби, ничего. Он ловил меня несколько раз в течение дня, спрашивая, не получала ли я вестей от Джеффа. Он не писал ни с одного аккаунта электронной почты, что намного упрощало мне жизнь. Я не была уверена, что смогла бы солгать сегодня. Я наблюдала, как он механически разделся до боксеров, а потом сел на край кровати. Он наклонился вперед, поставив локти на колени, и просто уставился в окно. Я ушла принять ванну и готовиться ко сну. Когда я вернулась, он не поменял положения. Я не знала, что делать.

— Там так ужасно, — тихо произнес он.

Я подошла и встала перед ним, протянув руку, чтобы запустить пальцы в его мягкие, шелковистые волосы. Я не знала, что на него нашло, но я хотела быть рядом с ним, впитать в себя часть его боли.

— Ты и понятия не имеешь, никто не имеет. Они сумасшедшие, они убивают маленьких детей и женщин, целые семьи. Каждый день, Мари. Как-то раз моя команда обосновалась в одном городке, там мы встретили двух парнишек, не старше десяти лет, которым нравилось приходить и играть с нами. Они были милыми и нравились нам, мы гоняли с ними футбольный мяч, давали им конфеты и все в таком роде. Это был мяч моего приятеля, но мы позволили детям забрать его к себе домой, посчитав, что им он нужнее. Просто мяч. Однажды только один из них вернулся, кинул нам мяч и убежал. Позднее мы узнали, что его друг и его мама были расстреляны на улице за то, что сдружились с американцами. Это был просто мяч, детка, а он умер из-за него и полученных от нас конфет. Это так отстойно. И подобное дерьмо для них – обычное дело. Ты не поверишь, сколько мирных жителей умирает там.

Я массировала его затылок, чувствуя, как с каждым моим движением его сковывает напряжение. Я хотела спросить его о той статье, но не могла этого сделать. Слова казались такими невероятно банальными, по сравнению с излучаемой им болью.

— В другой раз мы нашли целую деревню убитых, — произнес он грубым голосом. — Все чертово место превратили в ад. Дети. Женщины. Мужчины. Долбаные ослы. Козы. Все они мертвы, дома сожжены, ну и все в таком духе. Но знаешь, что самое отстойное? Мы приходим туда и находим это, вызываем службу, а на следующий день мы – ублюдки под следствием. Ясное дело, они все твердят, что это сделали мы. Представляешь, как это отстойно? Ты приезжаешь в их страну, пытаешься помочь тем людям, а они тратят все свое время и энергию, пытаясь либо убить тебя, либо подставить.

Я замерла, задаваясь вопросом, могла ли я ему верить. У Хоса не было причин рассказывать мне об этом. Если только он не обнаружил письмо с другой моей электронной почты. Но я была осторожна, очистив кэш и куки телефона, а также историю просмотров в браузере. Я никогда не вбивала адрес в приложении с электронной почтой. Я проверяла ее только через веб-сайт. Мог ли он ее выследить?

— Знаешь ли ты, какое это безумие? Баггер просто умер ради страны, война в которой длится десять гребаных лет, а люди здесь думают, что они страдают, если не могут позволить себе новый iPhone, — сказал он, впервые взглянув на меня.

Выражение полнейшего горя, написанное на его лице, разрывало меня, и вот тогда я поняла. Оно не было поддельным. Точно нет. Джефф ошибался на его счет. Хос мог быть кем угодно, но он не убивал тех людей. В статье говорилось, что морские пехотинцы находились под следствием, но не говорилось, как закончилось расследование. Даже Джефф подтвердил, что Хос сохранил все права и привилегия после отставки.

Хос не убивал тех людей. Я знала это всем своим существом.

Я почувствовала такое невероятное облегчение, что меня пробрала дрожь, но я ничего не сказала. Что бы ни случилось, я буду защищать Джеффа. Но это не значило, что я бы отказалась от того, что имела с Хосом. Должен был быть способ провести линию между двумя мужчинами, которых я любила. Я просто должна была найти его. Вздрогнув, Хос прижался головой к моему животу. Его руки обняли мои бедра, и он притянул меня к себе, расположив между своих ног. Я понятия не имею, как долго мы пробыли в таком положении, но казалось, что вечность. Он не говорил, просто держал меня, дрожа, пока изливал свое горе.

Наконец, дрожь утихла и он отстранился. Я смотрела на него сверху вниз, очерчивая пальцами его лицо, чувствуя мягкость его губ большим пальцем. Поймав мою ладонь, он притянул ее ко рту и поцеловал. Жар вспыхнул в его глазах, и он упал на кровать, уложив меня на себя.

Мы занимались любовью столькими различными способами, будучи вместе. Быстро, медленно, яростно и под смех, но никогда вот так. Он держался за меня, как если бы от этого зависела его жизнь. Его ладони впились в мои бедра и расположили мои ноги по обеим сторонам от его, после чего он подкинул вверх свои бедра, немедленно вжавшись в мои. Я обхватила руками его голову и обрушила поцелуй на его губы, долгий, глубокий, полный боли за его страдание и облегчения, такого сильного, что я боялась, оно взорвет мое сердце. Я не могла поверить, что сомневалась в нем. Я знала, что он был жестоким человеком, проживающим жестокую жизнь. Но то, что он рассказал мне, и как он страдал – это не было ложью.