Собрание стихотворений - [3]

С   луны   так   сладостно   и   верно   веет 

Торжественным предчувствием любви.

Но верить радости печаль не смеет.

Печальных, Господи, благослови!

Качая крылья, пролетает птица,

Благоуханно дышит резеда,

Любовь и радость могут только сниться.

Не видела тебя я никогда.

И все напрасно здесь, на этом свете.

Когда-нибудь найдешь ты мой портрет,

— Кто это? — спросишь ты. Тебе ответят,

Что я была и что меня уж нет.

Задумаешься ты и тихо скажешь:

— Вот эту женщину я б мог любить…

Я знаю — это будет, знаю даже,

Что ты потом уж не захочешь жить.

САЛАМАНДРА

С неба луна светила,

Я тихо в постель легла,

Подушку перекрестила

И все четыре угла.

Тепло и спокойно было в спальне,

Давно стоял за дверьми сон,

Но, когда надо мной наклонился он,

Легкий и беспечальный,

Саламандрой красной из моей груди

Выскользнула моя душа.

Я вскочила, от страха чуть дыша,

Вскрикнула «Погоди!»

И за ней побежала.

Гулкий длинный коридор,

По лестнице темной во двор,

Мимо черного канала.

На улицах было пусто совсем.

Маленький город казался нем.

Кой-где поблескивали фонари,

Где-то часы пробили три.

Саламандра бежала скорее, скорее,

Город уже миновали мы,

Садом бежали по узкой аллее

Туда, где зеленые холмы.

Сердце глухо и громко стучало,

Я так боялась ее потерять.

За Саламандрой я бежала —

Она мне дороже, чем друг, чем мать.

Холм высокий и серые кущи,

Отсюда вся окрестность видна —

Озеро и луг цветущий,

В зеленом небе медовая луна,

На лугу тритоны, лягушки и змеи,

Веселые крики услышала я,

И крики стали еще звончее,

Когда к ним подошла она,

Саламандра, огня краснее,

Саламандра, душа моя.

Занялась веселой игрою

Толпа картавых лягушат

И прыгала под луною,

Саламандру мою тормоша.

Какая милая у меня душа!

Она носится, словно летая.

Вот свернулась кольцом и ловит хвост,

Вот во весь выпрямляется рост.

Милая, смешная,

Как я люблю ее, Боже мой!

Внезапно луг огласился криком.

Души помчались гурьбой

В ужасе диком.

Медленно выйдя на луг, крокодил

Зубастую пасть разинул,

Маленькую лягушку проглотил,

Расправил зубчатую спину

И оглянулся кругом.

Странное, смутное было потом,

Что-то холодное по мне пробежало.

Я испугалась, я закричала:

По мне карабкался тритон,

Ища от врага защиты.

Прыгнул в рот мой открытый

Черный и мокрый тритон…

Я проснулась. Солнце светило.

Возле постели стояла сестра.

«Который час?» — я спросила.

«Одиннадцать, вставать пора.

Вставай скорей, дорогая!»

Я сказала: «Сегодня я злая,

Не лезь. Надоела мне».

Как болезнь, мучила тело

Тяжелая мутная лень.

Я поздно встала и надела

Серое платье на каждый день.

Отец с газетой сидел в столовой,

Я не подошла его поцеловать:

Он был какой-то чужой и новый,

Я спросила его, где мать,

«Мама с Ниной в церкви давно:

Сегодня — Троица», — он ответил.

Я сказала, глядя в окно:

«Надоели мне праздники эти.

Я никуда не пойду,

Я буду читать в саду».

Весело было в саду и тихо,

Вокруг жасмина летала пчела,

В гнезде на яйцах сидела грачиха,

А я была беспокойна и зла.

В сад пришел любимый мною,

Тот, кого я ждала,

И сказал мне: «Голубою

Вы сегодня снилися мне.

И вот я вижу вас такою,

Какою я видел вас во сне.

Ваши глаза, как озера,

Как лилии — руки.

Скоро Вы мне дадите ответ?»

Я вскричала: «Да вы эстет,

Как я раньше не замечала?

Эстет — это слишком мало!

И потом прибавила: «Нет».

Он сказал: «Вы сердце разбили».

«Сердце на то, чтоб его разбить, —

Ответила я. — И вы говорили,

Что высшее счастье несчастным быть».

Он побледнел: «Прошу вас, не надо

Смеяться надо мной!»

И зашагал по дорожкам сада,

А я вернулась домой.

У мамы за чаем в гостиной

Две старые дамы сидели в гостях

И вели разговор бесконечно длинный

О городских новостях.

Мама скучала с воскресной улыбкой,

Нина чай разливала за круглым столом

И казалась особенно тонкой и гибкой

В белом платье кружевном.

У нее забавный испуганный вид,

Словно зяблик она и сейчас улетит,

Синие глаза и нежный рот,

Она вечно твердит: «Я не смею!» —

И ей только семнадцатый год.

Я позвала ее с порога зала,

Она прибежала ко мне сейчас,

Я обняла ее и поцеловала —

Никто не видел нас —

Розовый рот, и тонкую шею,

И веки испуганных глаз.

Она прошептала: «Как я рада,

Ты не сердишься больше, но идти мне надо».

Я коснулась маленькой груди,

Она испугалась: «Оставь, уйди!»

Краснели пятна на белой шее,

Рука моя стала смелее,

Она убежала, вскрикнув слегка.

Острая влюбленная тоска

Сердце мое ущемила.

Вечером я не крестила,

Ни подушки своей, ни углов,

Мне не надо веселых снов,

Не страшна мне темная сила.

Спящим городом шла я во сне,

Шаги мои быстры и гулки.

Куда я иду? Как страшны мне

Узкие, темные переулки.

Растет и ширится испуг.

Садом я иду, спеша,

Ах, я вышла на луг,

Где меня покинула душа.

Да, это здесь. Вот и холм зеленый,

Пролетел испуганный грач,

Вдруг воздух, теплый и сонный,

Жалобный прорезал плач,

А тогда я ее увидала,

Саламандру, душу мою,

И тогда я на миг узнала

Радость блаженных в раю.

Она на холме сидела,

Мордочку подняв к луне,

Как огонь сверкало ее тело,

И она плакала по мне.

Я проснулась еще печальней.

Ночь… Далеко до утра.

За стеной соседней спальней

Сонно и ровно дышит сестра.

Я бесшумно встала с постели,

Я пробралась к сестре босиком.

О любимом – о нем, о нем

Двери жалобно заскрипели.

Лампадка горела в углу…

Но душа моя там, на лугу…

ПОЭТ

Белым полем шла я ночью,

И странник шел со мной.