Собрание стихотворений - [11]

Разбиваются чайки о снасти,

Разбиваются лодки о льды,

Разбиваются души о счастье.

Расцветают крестами сады,

Далеко до зеленой звезды…

Как мне душно.

Дайте воды…

8. «Над зеленой высокой осокой скамья…»

Над зеленой высокой осокой скамья,

Как в усадьбе, как в детстве с колоннами дом.

Возвращается ветер на круги своя,

В суету суеты, осторожно, с трудом.

Возвращается ветер кругами назад

На пустыню библейских акрид и цикад,

На гору Арарат, где шумит виноград

Иудейски картаво. На Тигр и Евфрат.

Возвращается ветер, пространством звеня,

На крещенский парад, на родной Петроград,

Возвращается вихрем, кругами огня…

— Ветер, ветер, куда ты уносишь меня?

9. «Началось. И теперь опять…»

Началось. И теперь опять

Дважды два не четыре, а пять.

По ковру прокатился страх

И с размаха о стенку — трах.

Так, что искры посыпались вдруг

Из моих протянутых рук.

Все вокруг двоится, троится,

В зеркалах отражаются лица,

И не знаю я сколько их,

Этих собственных лиц моих.

На сосну уселась лисица,

Под сосной ворона стоит.

Со щитом. На щите. Нет, щит

На вратах Цареграда прибит.

Как в лесу сиротливо и сиро,

До чего можжевельник сердит!

Бог послал мне кусочек сыра,

Нет, совсем не мне, а вороне,

Злой вороне в железной короне,

Значит ей, а не мне повезло.

Но лишившись царского трона,

Трижды каркнула злая ворона

Пролетающей тройке назло.

Кучер гикнул. Взметнулись кони.

Берегись! Сторонись, посторонний!

Сном и снегом глаза занесло.

Соловьиная трель телефона

Вдруг защелкала звонко:

— Алло… —

Сразу все в порядок пришло.

Из прозрачно-зеркального лона

Нереальность скользнула на дно,

Там где рифмы коралловый риф,

Там где ритмов отлив и прилив,

Там где ей и лежать суждено.

Легкий месяц сияет в эфире,

Уводя облаками на юг.

Лампа светит уютней и шире,

Образуя спасательный круг.

И теперь, как повсюду в мире,

В эмигрантской полуквартире

Дважды два не пять, а четыре.

Значит кончено. Спать пора.

Спите, спите — без снов — до утра.

«Дождь шумит по грифельной крыше…»

Дождь шумит по грифельной крыше,

Еле слышно скребутся мыши

Там внизу этажом пониже —

Очень много мышей в Париже…

Снова полночь. Снова бессонница,

Снова смотрит в мое окно

(За которым дождь и темно)

Ледяная поту сторонница.

Как мне грустно… Как весело мне!

Я левкоем цвету на окне,

Я стекаю дождем по стеклу,

Колыхаюсь тенью в углу,

Легким дымом моей папиросы

Отвечаю на ваши вопросы —

Те, что вы задаете во сне.

О вчерашнем и завтрашнем дне.

1950

«В этом мире, слезами воспетом…»

В этом мире, слезами воспетом,

С каждым зверем и каждым предметом

Ощущаю я братство-сестричество,

Неразрывное с миром родство.

Но не знаю сама отчего,

Хоть и странно сознаться мне в этом,

Мне роднее всего электричество.

Я одна по аллее иду

В черном, пышном приморском саду.

Искрометно, как смех истерический,

Рассыпается свет электрический,

Лиловея, как роза на льду.

Нет, пожалуй еще лиловей,

Как над розой поет соловей

Исступленно, в небесном аду.

«Средь меланхолических ветвей…»

Средь меланхолических ветвей

Серебристо плещущей ольхи

Вдохновенно, в совершенстве диком

Трелями исходит соловей

Над шафранною китайской розой.

Восхищаясь собственною позой,

Тень играет дискобольным бликом,

И роса на бархатные мхи

Капает жемчужинами слез.

Розы, розы… Слишком много роз,

Слишком много красоты-печали.

Было слово (было ли?) вначале,

Слово без словесной шелухи.

Светляками, крыльями стрекоз

Над кустами розовых азалий

За вопросом кружится вопрос

Ядовитее, чем купорос:

Можно ли еще писать стихи.

Можно ли еще писать стихи

Всерьез?..

«На заре вернувшись с бала…»

На заре вернувшись с бала

Я усталая легла.

В звездной пене, в лунных стружках,

Застилая зеркала,

Легкий сон на одеяло

Наплывает из угла.

От усталости в подушках

Догорая вся дотла —

До чего же я устала,

До чего я весела!

Если б жизнь начать с начала

Я такой бы не была:

Никому бы я не стала

Делать ни добра, ни зла.

А была бы я лягушкой,

Квакающей у пруда

(Стынет темная вода,

Высоко блестит звезда).

Или в крапинку кукушкой,

Что усевшись на суку

День-деньской твердит ку-ку

В средних числах сентября,

Не пророча, а для смеху,

Рыжим листьям на потеху.

Но средь звезд и снов скользя

Ясно вижу — стать нельзя

Ни лягушкой, ни кукушкой.

Что ж? Согласна я — изволь —

Взять себе другую роль:

Стать простушкою-пастушкой,

На которой хоть и зря

В сказке женится король.

«Дни считать напрасный труд…»

Дни считать напрасный труд.

Дни бегут,

Часы летят,

Превращаются в года.

В тихий сад на сонный пруд

Принесли топить котят.

Глубока в пруду вода,

Хоть котята не хотят,

Как уж не утонешь тут?

И кошачая беда,

Намяукавшись в эфире,

В милосердном этом мире

Исчезает без следа.

Разве что блеснет звезда

Светляком, скользотой льда,

Острым лезвием секиры

Над безмолвием пруда.

Мне ж до Страшного Суда

(Если будет Страшный Суд)

Погрешить еще дадут.

«Сорок градусов в тени…»

Сорок градусов в тени.

Душно каждому цветочку,

Дурно каждому листочку,

Только комары одни

Да трескучие цикады

Этакой жарище рады.

Оборвать? Поставить точку,

Потушить навек огни?

Нет, поставлю многоточье…

Будут и другие дни

И прохладней и короче,

Будут и другие ночи.

Ну, и прочее и прочее —

Все переживу воочию.

Мне дышать не надоело,

Хоть «печален наш удел».

Жизнь приятнейшее дело

Изо всех приятных дел.

Я во сне и наяву

С наслаждением живу.

«Гладью вышитый платок…»