Собрание стихотворений - [34]

Шрифт
Интервал

6 марта 1937

x x x

Я скажу это начерно, шопотом,

Потому что еще не пора:

Достигается потом и опытом

Безотчетного неба игра.

И под временным небом чистилища

Забываем мы часто о том,

Что счастливое небохранилище -

Раздвижной и прижизненный дом.

9 марта 1937

Тайная вечеря

Небо вечери в стену влюбилось,-

Все изрублено светом рубцов -

Провалилось в нее, осветилось,

Превратилось в тринадцать голов.

Вот оно -- мое небо ночное,

Пред которым как мальчик стою:

Холодеет спина, очи ноют.

Стенобитную твердь я ловлю -

И под каждым ударом тарана

Осыпаются звезды без глав:

Той же росписи новые раны -

Неоконченной вечности мгла...

9 марта 1937

x x x

Заблудился я в небе -- что делать?

Тот, кому оно близко,-- ответь!

Легче было вам, Дантовых девять

Атлетических дисков, звенеть.

Не разнять меня с жизнью: ей снится

Убивать и сейчас же ласкать,

Чтобы в уши, в глаза и в глазницы

Флорентийская била тоска.

Не кладите же мне, не кладите

Остроласковый лавр на виски,

Лучше сердце мое разорвите

Вы на синего звона куски...

И когда я усну, отслуживши,

Всех живущих прижизненный друг,

Он раздастся и глубже и выше -

Отклик неба -- в остывшую грудь.

9 -- 19 марта 1937

x x x

Заблудился я в небе -- что делать?

Тот, кому оно близко,-- ответь!

Легче было вам, Дантовых девять

Атлетических дисков, звенеть,

Задыхаться, чернеть, голубеть.

Если я не вчерашний, не зряшний,-

Ты, который стоишь надо мной,

Если ты виночерпий и чашник -

Дай мне силу без пены пустой

Выпить здравье кружащейся башни -

Рукопашной лазури шальной.

Голубятни, черноты, скворешни,

Самых синих теней образцы,-

Лед весенний, лед вышний, лед вешний -

Облака, обаянья борцы,-

Тише: тучу ведут под уздцы.

9 -- 19 марта 1937

x x x

Может быть, это точка безумия,

Может быть, это совесть твоя -

Узел жизни, в котором мы узнаны

И развязаны для бытия.

Так соборы кристаллов сверхжизненных

Добросовестный свет-паучок,

Распуская на ребра, их сызнова

Собирает в единый пучок.

Чистых линий пучки благодарные,

Направляемы тихим лучом,

Соберутся, сойдутся когда-нибудь,

Словно гости с открытым челом,-

Только здесь, на земле, а не на небе,

Как в наполненный музыкой дом,-

Только их не спугнуть, не изранить бы -

Хорошо, если мы доживем...

То, что я говорю, мне прости...

Тихо-тихо его мне прочти...

15 марта 1937

Рим

Где лягушки фонтанов, расквакавшись

И разбрызгавшись, больше не спят

И, однажды проснувшись, расплакавшись,

Во всю мочь своих глоток и раковин

Город, любящий сильным поддакивать,

Земноводной водою кропят,-

Древность легкая, летняя, наглая,

С жадным взглядом и плоской ступней,

Словно мост ненарушенный Ангела

В плоскоступьи над желтой водой,-

Голубой, онелепленный, пепельный,

В барабанном наросте домов -

Город, ласточкой купола лепленный

Из проулков и из сквозняков,-

Превратили в убийства питомник

Вы, коричневой крови наемники,

Италийские чернорубашечники,

Мертвых цезарей злые щенки...

Все твои, Микель Анджело, сироты,

Облеченные в камень и стыд,-

Ночь, сырая от слез, и невинный

Молодой, легконогий Давид,

И постель, на которой несдвинутый

Моисей водопадом лежит,-

Мощь свободная и мера львиная

В усыпленьи и в рабстве молчит.

И морщинистых лестниц уступки -

В площадь льющихся лестничных рек,-

Чтоб звучали шаги, как поступки,

Поднял медленный Рим-человек,

А не для искалеченных нег,

Как морские ленивые губки.

Ямы Форума заново вырыты

И открыты ворота для Ирода,

И над Римом диктатора-выродка

Подбородок тяжелый висит.

16 марта 1937

x x x

Чтоб, приятель и ветра и капель,

Сохранил их песчаник внутри,

Нацарапали множество цапель

И бутылок в бутылках зари.

Украшался отборной собачиной

Египтян государственный стыд,

Мертвецов наделял всякой всячиной

И торчит пустячком пирамид.

То ли дело любимец мой кровный,

Утешительно-грешный певец,-

Еще слышен твой скрежет зубовный,

Беззаботного права истец...

Размотавший на два завещанья

Слабовольных имуществ клубок

И в прощанье отдав, в верещанье

Мир, который как череп глубок;

Рядом с готикой жил озоруючи

И плевал на паучьи права

Наглый школьник и ангел ворующий,

Несравненный Виллон Франсуа.

Он разбойник небесного клира,

Рядом с ним не зазорно сидеть:

И пред самой кончиною мира

Будут жаворонки звенеть.

18 марта 1937

Кувшин

Длинной жажды должник виноватый,

Мудрый сводник вина и воды,-

На боках твоих пляшут козлята

И под музыку зреют плоды.

Флейты свищут, клевещут и злятся,

Что беда на твоем ободу

Черно-красном -- и некому взяться

За тебя, чтоб поправить беду.

21 марта 1937

x x x

Гончарами велик остров синий -

Крит зеленый,-- запекся их дар

В землю звонкую: слышишь дельфиньих

Плавников их подземный удар?

Это море легко на помине

В осчастливленной обжигом глине,

И сосуда студеная власть

Раскололась на море и страсть.

Ты отдай мне мое, остров синий,

Крит летучий, отдай мне мой труд

И сосцами текучей богини

Воскорми обожженный сосуд.

Это было и пелось, синея,

Много задолго до Одиссея,

До того, как еду и питье

Называли "моя" и "мое".

Выздоравливай же, излучайся,

Волоокого неба звезда

И летучая рыба -- случайность

И вода, говорящая "да".

21 марта 1937


x x x

О, как же я хочу,

Не чуемый никем,

Лететь вослед лучу,


Еще от автора Осип Эмильевич Мандельштам
Четвертая проза

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шум времени

Осип Мандельштам (1891–1938) — одна из ключевых фигур русской культуры XX века, ее совершенно особый и самобытный поэтический голос. «В ремесле словесном я ценю только дикое мясо, только сумасшедший нарост», — так определял Мандельштам особенность своей прозы с ее афористичной, лаконичной, плотной языковой тканью. Это прежде всего «Шум времени», не летопись, а оратория эпохи — и вместе с тем воспоминания, глубоко личные.В книгу вошли произведения «Шум времени», «Феодосия», «Египетская марка», «Четвертая проза», «Путешествие в Армению», ярко запечатлевшие общественную и литературную жизнь 10–30-х годов ушедшего столетия.


Век мой, зверь мой

Осип Мандельштам – гениальный русский поэт, обладавший уникальным чувством языка, первенство которого среди поэтов признавала Анна Ахматова; автор изысканной прозы, переводчик. «Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию, но вскоре стихи мои сольются с ней, кое-что изменив в ее строении и составе», – писал О. Мандельштам о своем поэтическим кредо. И оказался прав, навсегда оставив неподражаемый след в истории русского стихосложения и литературы. Тот, кто хоть раз слышал, читал произведения Мандельштама, навсегда остается завороженным магией его слова.


Камень

О.Э.Мандельштам (1891—1938) – великий русский поэт. Его стихи были впервые опубликованы, когда ему было всего девятнадцать лет, а в сорок семь он погиб в пересыльном лагере по дороге на Колыму. Через двадцать лет официального забвения началось постепенное возвращение поэзии Мандельштама читателям. В настоящее издание входят стихотворения из циклов «Камень», «Tristia» и другие. В издании сохранена орфография и пунктуация автора.


Холодное лето

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обвалы сердца

Авторы сборника: Мария Калмыкова, Татьяна Щепкина-Куперник, Борис Нездельский, Вадим Баян, Альбин Азовский, Михаил Решоткин, Николай Еленев, Осип Мандельштам, Борис Бобович.http://ruslit.traumlibrary.net.