Собрание стихотворений - [33]

Дальнобойное сердце его,

И в землянках всеядный и деятельный

Океан без окна -- вещество...

До чего эти звезды изветливы!

Все им нужно глядеть -- для чего?

В осужденье судьи и свидетеля,

В океан без окна, вещество.

Помнит дождь, неприветливый сеятель,-

Безымянная манна его,-

Как лесистые крестики метили

Океан или клин боевой.

Будут люди холодные, хилые

Убивать, холодать, голодать

И в своей знаменитой могиле

Неизвестный положен солдат.

Научи меня, ласточка хилая,

Разучившаяся летать,

Как мне с этой воздушной могилой

Без руля и крыла совладать.

И за Лермонтова Михаила

Я отдам тебе строгий отчет,

Как сутулого учит могила

И воздушная яма влечет.

Шевелящимися виноградинами

Угрожают нам эти миры

И висят городами украденными,

Золотыми обмолвками, ябедами,

Ядовитого холода ягодами -

Растяжимых созвездий шатры,

Золотые созвездий жиры...

Сквозь эфир десятично-означенный

Свет размолотых в луч скоростей

Начинает число, опрозрачненный

Светлой болью и молью нулей.

И за полем полей поле новое

Треугольным летит журавлем,

Весть летит светопыльной обновою,

И от битвы вчерашней светло.

Весть летит светопыльной обновою:

-- Я не Лейпциг, я не Ватерлоо,

Я не Битва Народов, я новое,

От меня будет свету светло.

Аравийское месиво, крошево,

Свет размолотых в луч скоростей,

И своими косыми подошвами

Луч стоит на сетчатке моей.

Миллионы убитых задешево

Протоптали тропу в пустоте,-

Доброй ночи! всего им хорошего

От лица земляных крепостей!

Неподкупное небо окопное -

Небо крупных оптовых смертей,-

За тобой, от тебя, целокупное,

Я губами несусь в темноте -

За воронки, за насыпи, осыпи,

По которым он медлил и мглил:

Развороченных -- пасмурный, оспенный

И приниженный -- гений могил.

Хорошо умирает пехота,

И поет хорошо хор ночной

Над улыбкой приплюснутой Швейка,

И над птичьим копьем Дон-Кихота,

И над рыцарской птичьей плюсной.

И дружи'т с человеком калека -

Им обоим найдется работа,

И стучит по околицам века

Костылей деревянных семейка,-

Эй, товарищество, шар земной!

Для того ль должен череп развиться

Во весь лоб -- от виска до виска,-

Чтоб в его дорогие глазницы

Не могли не вливаться войска?

Развивается череп от жизни

Во весь лоб -- от виска до виска,-

Чистотой своих швов он дразнит себя,

Понимающим куполом яснится,

Мыслью пенится, сам себе снится,-

Чаша чаш и отчизна отчизне,

Звездным рубчиком шитый чепец,

Чепчик счастья -- Шекспира отец...

Ясность ясеневая, зоркость яворовая

Чуть-чуть красная мчится в свой дом,

Словно обмороками затоваривая

Оба неба с их тусклым огнем.

Нам союзно лишь то, что избыточно,

Впереди не провал, а промер,

И бороться за воздух прожиточный -

Эта слава другим не в пример.

И сознанье свое затоваривая

Полуобморочным бытием,

Я ль без выбора пью это варево,

Свою голову ем под огнем?

Для того ль заготовлена тара

Обаянья в пространстве пустом,

Чтобы белые звезды обратно

Чуть-чуть красные мчались в свой дом?

Слышишь, мачеха звездного табора,

Ночь, что будет сейчас и потом?

Наливаются кровью аорты,

И звучит по рядам шепотком:

-- Я рожден в девяносто четвертом,

Я рожден в девяносто втором...-

И в кулак зажимая истертый

Год рожденья -- с гурьбой и гуртом

Я шепчу обескровленным ртом:

-- Я рожден в ночь с второго на третье

Января в девяносто одном

Ненадежном году -- и столетья

Окружают меня огнем.

1 -- 15 марта 1937

x x x

Я молю, как жалости и милости,

Франция, твоей земли и жимолости,

Правды горлинок твоих и кривды карликовых

Виноградарей в их разгородках марлевых.

В легком декабре твой воздух стриженый

Индевеет -- денежный, обиженный...

Но фиалка и в тюрьме: с ума сойти в безбрежности!

Свищет песенка -- насмешница, небрежница,-

Где бурлила, королей смывая,

Улица июльская кривая...

А теперь в Париже, в Шартре, в Арле

Государит добрый Чаплин Чарли -

В океанском котелке с растерянною точностью

На шарнирах он куражится с цветочницей...

Там, где с розой на груди в двухбашенной испарине

Паутины каменеет шаль,

Жаль, что карусель воздушно-благодарная

Оборачивается, городом дыша,-

Наклони свою шею, безбожница

С золотыми глазами козы,

И кривыми картавыми ножницами

Купы скаредных роз раздразни.

3 марта 1937

Реймс -- Лаон

Я видел озеро, стоявшее отвесно,-

С разрезанною розой в колесе

Играли рыбы, дом построив пресный.

Лиса и лев боролись в челноке.

Глазели внутрь трех лающих порталов

Недуги -- недруги других невскрытых дуг.

Фиалковый пролет газель перебежала,

И башнями скала вздохнула вдруг,-

И, влагой напоен, восстал песчаник честный,

И средь ремесленного города-сверчка

Мальчишка-океан встает из речки пресной

И чашками воды швыряет в облака.

4 марта 1937

x x x

На доске малиновой, червонной,

На кону горы крутопоклонной,-

Втридорога снегом напоенный,

Высоко занесся санный, сонный,-

Полу-город, полу-берег конный,

В сбрую красных углей запряженный,

Желтою мастикой утепленный

И перегоревший в сахар жженый.

Не ищи в нем зимних масел рая,

Конькобежного голландского уклона,-

Не раскаркается здесь веселая, кривая,

Карличья, в ушастых шапках стая,-

И, меня сравненьем не смущая,

Срежь рисунок мой, в дорогу крепкую влюбленный,

Как сухую, но живую лапу клена

Дым уносит, на ходулях убегая...