Собрание стихотворений - [7]

.

28 июня 1959 г. В.Ф. Марков писал Г.П. Струве: «В одном из советских книжных бюллетеней промелькнуло о выходе историч<еского> романа А. Ладинского»[76]. Это был переработанный вариант романа, публиковавшегося в эмиграции под названием «Голубь над Понтом». В СССР он получил название «Когда пал Херсонес» (М.: Советский писатель, 1959).

Некоторое время спустя после первого советского издания романа Ладинский стал членом Союза писателей. Уйдя от брата, жил в Голицыно, потом в Клязьме, в конце концов получил от Союза писателей однокомнатную квартиру рядом с гостиницей «Украина».

Эмигрантские стихи Ладинского в России изданы не были, новых он не писал. Зато большой популярностью пользовались его исторические романы. Разумеется, ни о жизни Иисуса, ни о язычестве и христианстве, ни, тем более, о параллелях с современностью речи уже не было. Однако романы проходили цензуру, принимались читателями и были вполне на уровне.

Историческая проза вообще вызывала меньше подозрений и легче печаталась в СССР, чем другие жанры, более сомнительные с точки зрения идеологии. Может быть, отчасти поэтому к историческим жанрам обращались бывшие эмигранты, не только Ладинский, но и, к примеру, вернувшийся из Китая и осевший в Хабаровске Всеволод Никанорович Иванов.

Позже Ладинский даже удостоился чести включения в литературную энциклопедию, что для эмигранта было отнюдь не характерно. Представлен он был почти исключительно как исторический романист, стихам в коротенькой заметке из 25 строк была уделена единственная фраза: «В 30-х гг. выпустил неск. сб-ков стихов, отличавшихся от произв. др. эмигрантских поэтов жизнеутверждающими мотивами»[77]. В.Ф. Маркова позабавило умение подвести идеологию даже в одной строчке, о чем он не преминул поделиться с Г.П. Струве, приведя в письме от 1 июня 1966 г. краткий обзор характеристик из третьего тома энциклопедии: «С уважением о Ладинском, кот<орый>, оказывается, отличался от остальных эмигрантов жизнерадостностью»[78].

Помимо романов Ладинский в России писал мемуары, переводил П. Бурже, Вольтера, Элюара, Экзюпери и др. В отличие от Н.Я. Рощина и Н.В. Борисова, пропагандистских статей не печатал (ни для эмиграции, ни о ней). Едва ли не единственной его публикацией на эмигрантские темы стал очерк «Последние годы И.А. Бунина»[79].

В 1960 г. Ладинский, замыкая круг, приезжал на свою малую родину, побывал в городе Дно, посетил деревню Скугры[80]. Вскоре он тяжело заболел и 4 июня 1961 г. скончался. Театральное представление было окончено. Ладинский доиграл свою роль поэта до конца.

В эмиграции его, несмотря на возвращенчество, многие продолжали считать своим, и в шестидесятые, и в семидесятые на литературных вечерах изредка читали его стихи, публиковали воспоминания о нем[81].

ЧЕРНОЕ И ГОЛУБОЕ (1930)

I

1. «Нам скучно на земле, как в колыбели…»

Нам скучно на земле, как в колыбели.

Мечтая о небесных поездах,

На полустанке этом мы сидели,

Как пассажиры на узлах.

Но вот — прекрасный голос Пасифика,

И, крыльями захлопав над собой,

Летим и мы в эфир с протяжным криком,

Висим меж небом и землей.

С шипеньем облачных паров все выше

Карабкаемся мы в ночную высь,

А голова кругом идет на крыше —

Не знаешь, где же вверх, где низ?

Все кружится, и мы не знаем сами —

Привыкнуть надо к высоте жилья —

Не черные ли небеса над нами,

Не голубая ли земля?

2. МУЗА

Обманщица, встречаемся мы редко —

Ты все витаешь где-то в облаках,

Поговорим же о земных делах:

Мне нужен глаз внимательный и меткий,

И трудно плыть, огромный груз приняв —

Ладья скрипит. Уж где нам за Пегасом,

А ты торопишь, тянешь за рукав

И отлетаешь незабвенным часом.

Ну хорошо, а помнишь — нежных рук

Загар? Как по Каиру мы блуждали?

На дворике музейном ворковали

Две пары горлинок, твоих подруг,

А ты шептала, разума не слыша:

— Хочу зимы… Хочу, чтобы снежок… —

Любимице я отказать не мог —

Теперь ты зябнешь под мансардной крышей.

Но под дырявым голубым плащом

Не жалуется муза на невзгоды —

Так рядовым солдатом переходы

Ты с мушкетерским делала полком.

Да и теперь: ты бредишь о войне

И с третьими ложишься петухами,

А время бы заняться нам стихами

О розах, о любви и о луне.

3. ДЕТСТВО

Склоняясь надо мною, мать, бывало,

Рассказывала сказку про лису,

Как хитрая лиса гусей таскала,

О том, как жил большой медведь в лесу.

Я помню много слез и вздохов странных,

И ночи материнские без сна.

Солдатиков румяных оловянных

Мне покупала в городе она,

И по скрипучим голубым сугробам

Меня возила в пекле меховом

Угрюмым мальчиком и большелобым

К веселым детям в гости в шумный дом.

Но скучно было мне средь оживленья,

Средь белокурых девочек чужих

Смотреть на кукольные представленья,

Пить чай из детских чашек золотых,

И, спрятавшись в углу за сундуками,

Я слушал в дальней комнате глухой,

Как небо в страшной нежности громами

Впервые трепетало надо мной,

Когда рояль прекрасный раскрывали,

И черным лакированным крылом,

Огромной ласточкою в белой зале

Он бился на паркете восковом.

4. ГАДАНЬЕ

Колода карт гадальных —

Как веер на столе,

Все о дорогах дальних,

О черном короле.

Но к черной розе прямо

Свинцовый шмель летит,

И пиковая дама

Сопернице грозит.

Вы в тех краях беспечных,