Собрание стихотворений - [20]

Правда, в записках твоих весело мне наблюдать, Как прилив и отлив мыслей и чувства мешают Ручке твоей поверять то и другое листку;

Правда, и сам я пишу стихи, покоряясь богине, - Много и рифм у меня, много размеров живых…

Но меж ними люблю я рифмы взаимных лобзаний, С нежной цезурою уст, с вольным размером любви. ‹1842›

***

Ночью как-то вольнее дышать мне,

Как-то просторней…

Даже в столице не тесно!

Окна растворишь:

Тихо и чутко

Плывет прохладительный воздух.

А небо? А месяц?

О, этот месяц-волшебник!

Как будто бы кровли

Покрыты зеркальным стеклом,

Шпили и кресты - бриллианты;

А там, за луной, небосклон

Чем дальше - светлей и прозрачней.

Смотришь - и дышишь,

И слышишь дыханье свое,

И бой отдаленных часов,

Да крик часового,

Да изредка стук колеса

Или пение вестника утра.

Вместе с зарею и сон налетает на вежды,

Светел, как призрак.

Голову клонит, - а жаль от окна оторваться! ‹1842›

***

Рад я дождю… От него тучнеет мягкое поле, Лист зеленеет на ветке и воздух становится чище;

Зелени запах одну за одной из ульев многошумных Пчел вызывает. Но что для меня еще лучше, Это - когда он ее на дороге ко мне орошает!

Мокрые волосы, гладко к челу прилегая,

Так и сияют у ней, - а губки и бледные ручки Так холодны, что нельзя не согреть их своими устами Но нестерпим ты мне ночью бессонною, Плювий Юпитер!

Лучше согласен я крыс и мышей в моей комнате слушать, Лучше колеса пускай гремят непрестанно у окон, Чем этот шум и удары глупых, бессмысленных капель;

Точно как будто бы птиц проклятое стадо Сотнями ног и носов терзают железную кровлю.

Юпитер Плювий, помилуй! Расти сколько хочешь цветов ты Для прекрасной и лавров юных на кудри поэта, Только помилуй - не бей по ночам мне в железную кровлю! ‹1842›

***

Слышишь ли ты, как шумит вверху угловатое стадо?

С криком летят через дом к теплым полям журавли, Желтые листья шумят, в березнике свищет синица.

Ты говоришь, что опять теплой дождемся весны…

Друг мой! могу ль при тебе дожидаться блаженства в грядущем?

Разве зимой у тебя меньше ланиты цветут?..

В зеркале часто себя ты видишь, с детской улыбкой Свой поправляя венок; так разреши мне сама, Где у тебя на лице более жизни и страсти:

Вешним ли утром в саду, в полном сияньи зари, Иль у огня моего, когда я боюсь, чтобы искра, С треском прыгнув, не сожгла ножки-малютки твоей? ‹1842›

***

Каждое чувство бывает понятней мне ночью, и каждый Образ пугливо-немой дольше трепещет во мгле;

Самые звуки доступней, даже когда, неподвижен, Книгу держу я в руках, сам пробегая в уме Всё невозможно-возможное, странно-бывалое… Лампа Томно у ложа горит, месяц смеется в окно, А в отдалении колокол вдруг запоет - и тихонько В комнату звуки плывут; я предаюсь им вполне.

Сердце в них находило всегда какую-то влагу Точно как будто росой ночи омыты они.

Звук всё тот же поет, но с каждым порывом иначе:

То в нем меди тугой более, то серебра.

Странно, что ухо в ту пору, как будто не слушая, слышит;

В мыслях иное совсем, думы - волна за волной…

А между тем еще глубже сокрытая сила объемлет Лампу, и звуки, и ночь, их сочетавши в одно.

Так между влажно-махровых цветов снотворного маку Полночь роняет порой тайные сны наяву. ‹1843›

***

Летний вечер тих и ясен;

Посмотри, как дремлют ивы;

Запад неба бледно-красен,

И реки блестят извивы.

От вершин скользя к вершинам,

Ветр ползет лесною высью.

Слышишь ржанье по долинам?

То табун несется рысью. ‹1847›

***

Любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках, Если луна с высоты прямо глядит на меня И, проникая стекло, нарисует квадраты лучами По полу, комнату всю дымом прозрачным поя, А за окошком в саду, между листьев сирени и липы, Черные группы деля, зыбким проходит лучом Между ветвями - и вниз ее золоченые стрелы Ярким стремятся дождем, иль одинокий листок Лунному свету мешает рассыпаться по земи, сам же, Светом осыпанный весь, черен дрожит на тени.

Я восклицаю: блажен, трижды блажен, о Диана, Кто всемогущей судьбой в тайны твои посвящен! ‹1847›

***

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!.. ‹1850›

***

На стоге сена ночью южной

Лицом ко тверди я лежал,

И хор светил, живой и дружный,

Кругом раскинувшись, дрожал.

Земля, как смутный сон немая,

Безвестно уносилась прочь,

И я, как первый житель рая,

Один в лицо увидел ночь.

Я ль несся к бездне полуночной,

Иль сонмы звезд ко мне неслись?

Казалось, будто в длани мощной

Над этой бездной я повис.

И с замираньем и смятеньем

Я взором мерил глубину,

В которой с каждым я мгновеньем

Всё невозвратнее тону. ‹1857›

***

Заря прощается с землею,

Ложится пар на дне долин,

Смотрю на лес, покрытый мглою,

И на огни его вершин.

Как незаметно потухают

Лучи и гаснут под конец!

С какою негой в них купают

Деревья пышный свой венец!

И всё таинственней, безмерней

Их тень растет, растет, как сон;

Как тонко по заре вечерней

Их легкий очерк вознесен!

Как будто, чуя жизнь двойную

И ей овеяны вдвойне, -

И землю чувствуют родную

И в небо просятся оне. ‹1858›

Колокольчик

Ночь нема, как дух бесплотный,

Теплый воздух онемел;

Но как будто мимолетный