Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге - [91]

— Его птица нету, мышь нету, — отвечал он. — Его нельзя убей. И он принялся мне рассказывать о том, что это душа умершего ребёнка. Она некоторое время скитается по земле в виде летяги и только впоследствии попадает в загробный мир, находящийся в той стороне, где закатывается солнце.

Мы долго беседовали с ним на эту тему. Он рассказывал мне и о других животных. Каждое из них было человекоподобное и имело рушу. У него была даже своя классификация их. Так, крупных животных он ставил отдельно от мелких, умных — отдельно от глупых. Соболя он считал самым хитрым животным.

На вопрос, какой зверь, по его мнению, самый вредный, Дерсу подумал и сказал:

— Крот!

А на вопрос, почему именно крот, а не другое животное, он ответил:

— Так, никто его не хочу стреляй, никто не хочу его кушай. Этими словами Дерсу хотел сказать, что крот — животное бесполезное, никчёмное.

Оглянувшись крутом, я увидел, что все уже спали. Пожелав Дерсу покойной ночи, я завернулся в бурку, лёг поближе к огоньку и уснул.

Глава 22 Рёв изюбров

Лесная растительность. — Женьшень. — Заездка для ловли рыбы. — Истоки Тютихе. — Перевал Скалистый. — Верховья Имана. — Дерсу перед китайской кумирней. — Сильный вихрь. — Тихая ночь. — Река Горбуша. — Пещеры. — Медведь добывает жёлуди. — Река Папигоуза. — Изюбры. — Тигр на охоте за оленями. — Факел. — Возвращение на бивак.

На следующий день, 30 августа, мы пошли дальше. В трёх километрах от корейской фанзы, за "щеками[140]", долина повернула к северо-западу. С левой стороны её по течению тянется невысокая, но обширная речная терраса. Когда-то здесь была глухая тайга. Три раза следовавшие друг за другом пожары уничтожили её совершенно. Остались только редкие обгорелые стволы. Точно гигантские персты, они указывали на небо, откуда за хищническое истребление лесов должно явиться возмездие в виде сильных дождей и связанных с ними стремительных наводнений. Этот горелый лес тянется далеко в стороны. Чрезвычайно грустный и безжизненный вид имеют такие гари.

К полудню мы вошли в густой лес. Здесь был сделан небольшой привал. Воспользовавшись свободным временем, я стал осматривать древесную и кустарниковую растительность и отметил у себя в записной книжке: белый клён (Acer tegmentosum Maxim.) с гладкой зеленоватой корой и с листьями, слабо зазубренными, мохнатыми и белесоватыми снизу; черёмуху Маака (Prunus maakii R.), отличительными признаками которой являются кора, напоминающая бересту, и остроконечная зазубренная листва; каменную берёзу (Betula ermanii Cham.) с желтовато-грязной корой, чрезвычайно изорванной и висящей лохмотьями; особый вид смородины (Ribes petraeum Wulf.), почти не отличающийся от обыкновенной красной, несмотря на август месяц, на кустах ещё не было ягод; шиповник без шипов (Rosa acicularis Lindl.) с красноватыми ветвями, мелкими листьями и крупными розовыми цветами; спирею (Spiraea chamaedrifolia Lin.), имеющую клиновидно-заострённые, мелкозубчатые листья и белые цветы, и бузину (Sambucus racemosa Lin.) — куст со светлой корой, с парноперистыми, овально-ланцетовидными и мелкозазубренными листьями и с желтоватыми цветами.

Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперёд, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чём я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке в надежде, что где-нибудь пересечём свою дорогу.

Оказалось, что эта тропа увела нас далеко в сторону. Мы перешли на левую сторону ручья и пошли у подножия какой-то сопки.

Вековые дубы, могучие кедры, чёрная берёза, клён, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь в живописном беспорядке. Что-то особенное было в этом лесу. Внизу, под деревьями, царил полумрак. Дерсу шёл медленно и, по обыкновению, внимательно смотрел себе под ноги. Вдруг он остановился и, не спуская глаз с какого-то предмета, стал снимать котомку, положил на землю ружьё и сошки, бросил топор, затем лёг на землю ничком и начал кого-то о чём-то просить.

Я думал, что он сошёл с ума.

— Дерсу, что с тобой? — спрашивал я его. Дерсу поднялся и, указав рукой на траву, сказал одно только слово:

— Панцуй (женьшень)!

Тут росло много травы. Которая из них была женьшень — я не знал. Дерсу показал мне его. Я увидел небольшое травянистое растение величиной в 40 сантиметров, с четырьмя листьями. Каждый лист состоял из пяти листочков, из которых средний был длиннее, два покороче, а два крайние — самые короткие. Женьшень уже отцвёл, и появились плоды. Это были маленькие кругленькие коробочки, расположенные так же, как у зонтичных. Коробочки ещё не вскрылись и не осыпали семян. Дерсу очистил вокруг растения землю от травы, потом собрал все плоды и завернул их в тряпицу. После этого он попросил меня придержать растение сверху рукой, а сам принялся выкапывать корень. Откапывал он его очень осторожно. Всё внимание было обращено на то, чтобы не порвать корневые мочки. Затем он понёс его к воде и стал осторожно смывать землю.