Собрание сочинений В. К. Арсеньева в одной книге - [371]

Вечером, после ужина, мы все рано разошлись по палаткам. Я тоже залез в свой комарник и погрузился в дремотное состояние. Проснулся я часа в четыре утра. Не хотелось мне будить своих спутников, не хотелось одеваться, и потому я терпеливо лежал на своем жестком ложе, думал о пройденном пути и соображал свой дальнейший маршрут.

Вдруг вся палатка разом осветилась, словно вспыхнула молния, и вслед за тем, через полторы-две минуты, по лесу прокатился какой-то гул: точно удар грома или отдаленный пушечный выстрел. Тогда я приподнял полу палатки и выглянул наружу.

На земле было еще темно, но на восточном горизонте как будто начинало брезжить. Несколько ярких звезд мерцало над рекою. На противоположном берегу два высоких кедра стояли неподвижно и тоже как будто прислушивались к странному шуму, всколыхнувшему сонный воздух. Прошло еще несколько минут. Великое безмолвие снова овладело землей. В соседней палатке кто-то храпел. Костер на нашем биваке совсем почти погас; только одна головешка еще тлела в золе. Обильная роса смочила полы палатки.

Что же это было? Может быть, в самом деле молния и удар грома, может быть — падение болида[325] на землю. Я очень пожалел, что не адресовался к секундной стрелке часов тотчас после вспышки света. Тогда можно было бы определить, как далеко от нашего бивака находилось то место, откуда пришел этот гул.

Я почувствовал, что прозяб. Тогда я встал и развел большой огонь. Через полчаса проснулся Мулинка. Он тоже слышал удар грома и думал, что надвигается гроза. Наши голоса разбудили остальных людей.

Когда совсем рассвело, мы были уже в дороге.

Все большие притоки Анюя находятся в среднем его течении и располагаются так: Дынми и Гобилли — с правой стороны, а Поди и Тормасунь — с левой. Река Поди невелика. В проекции она вместе со своим притоком Тальки образует фигуру, похожую на цифру «четыре». По ней против воды на лодках можно подниматься четверо суток и затем надо еще два дня идти пешком до перевала на реку Хор.

В долине Тальки старое пожарище. Здесь держится много сохатых.

Река Гобилли больше Поди. Она течет вдоль Сихотэ-Алиня и несколько под углом к нему с северо-востока. В основе строения долины залегают какие-то пестрые с черными прослойками метаморфизованные горные породы[326], пронизанные жилами молочно-белого кварца, окрашенного в ржаво-красные, голубые, желтые и зеленоватые тона. На половине пути между истоками Гобилли и ее устьем, но ближе к Анюю есть три водопада. Выше последнего по всем правым притокам будут перевалы на Хунгари, а по всем левым — в бассейн реки Хуту, впадающей в Тумнин. Первый левый приток между вторым и третьим водопадами удэхейцы называют Чжанге-уоляни, что значит — «речка, ведущая на перевал, по которой прошел Чжанге». Этим именем, каковое и удержалось до сих пор, они назвали меня в 1908 году. Тогда я со своими пятью спутниками вышел на реку Буту и потерпел там аварию. Без оружия и продовольствия, с большими лишениями мы добрались до реки Хуту, где, наверно, погибли бы с голоду, если бы не случайная встреча с орочами.

На Гобилли мы теперь не задерживались, поплыли дальше и 1 августа после полудня подошли к реке Тормасунь. Здесь на большой галечниковой отмели мы застали две удэхейских семьи. Все мужчины из рода Кялондига зачем-то ушли на Амур, а дома остались только женщины и дети. Среди них была одна старуха лет семидесяти. Несмотря на свой преклонный возраст, она сохранила живость движений, хорошее зрение и слух. По тому, как она делала распоряжения и как приказания ее исполнялись, видно было, что она пользовалась среди других женщин большим авторитетом. Старуха расспрашивала сопровождавших меня туземцев о том, как мы шли и как живут копинские орочи.

Я велел своим спутникам готовить обед, а сам отправился на ближайшую горелую сопку, чтобы с вершины ее взглянуть на реку Тормасунь. От непрекращающихся дождей она вышла из берегов и с такой силой выносила свою мутную воду в Анюй, что прижимала течение последнего к противоположному берегу.

Тормасунь (удэхейцы называют Тонмасу) такой же величины, как и Гобилли, и течет по отношению к Анюю под острым углом, почти в широтном направлении. С правой стороны она принимает в себя три небольших притока: Томчу, Ялу и Сизюку, а с левой стороны — одну только речку Мангни.

Из всех притоков Анюя Тормасунь считается самым быстрым. Подъем против течения по нему возможен только в сухое время года. Если вода в реке хоть немного подымется выше своего обычного уровня, пороги и каскады ее делаются недоступны. На подъем против воды тратится до девяти суток, но зато перевал на реку Сор настолько невелик, что люди предпочитают перетаскивать через него лодки, чем по ту сторону делать новые. Женщина с ребенком на руках переходит от реки Тормасунь до реки Сор в один день, а мужчины в то же время с котомками за плечами успевают сделать три конца.

Все это было крайне заманчиво, но большая вода наложила запрет на Тормасунь.

Горная сопка, с которой я теперь обозревал окрестности, лет десять назад была покрыта большим хвойно-смешанным лесом. После пожара много стволов осталось стоять на корню и еще больше их валялось на земле. Теперь здесь разрослась актинидия коломикта. Она обвивала сухостойный бурелом, перекидывалась на кусты и местами образовывала такие заросли, что я неоднократно должен был прибегать к помощи ножа, чтобы освободиться от опутывавших меня длинных гибких лиан. Актинидия коломикта дает очень вкусные сочные плоды, которые русские переселенцы называют кишмишом.