К юноше, мне на дороге представшему как избавитель.
С ним разминувшись впервые на пыльном и знойном проселке,
Думала я о нем и той счастливой, что к сердцу
Он прижимает, быть может, ее называя невестой.
Снова встретившись с ним у колодца, такою была я
Радостью светлой полна, будто наземь сошел небожитель,
Тотчас, по первому слову, в служанки пойти согласилась.
Все же себя надеждой я льстила (и в этом признаюсь),
Что заслужить мне удастся со временем счастье, быть может,
Если я сделаюсь в доме опорою необходимой.
Только впервые, увы, мне открылась опасность, которой
Я бы подверглась, живя бок о бок с тайно любимым.
Только теперь убедилась, что наипрекраснейшей даже
Девушке бедной не пара богатый юноша. Это
Я говорю к тому, чтобы сердце мое вы узнали:
Случай обидел меня, но ему я обязана зреньем.
Что бы пришлось пережить мне, исполненной тайной надежды,
Если б когда-нибудь в дом он привел иную невесту?
Разве б смогла я тогда сокровенное вынести горе?
Случай меня остерег, и случай вырвал из сердца
Это признанье, покуда несчастье еще отвратимо.
Все я сказала! И дольше меня ничто не удержит
В доме, где я стою перед вами в стыде и в смущенье,
Высказав тайную склонность и глупые эти надежды.
Да, ни кромешная ночь, заволокшая тучами небо,
Ни грохотание грома (я слышу его), ни жестокий
Ливень, хлещущий в стекла, ни вой разгулявшейся бури
В доме меня не удержат. К лишеньям давно я привыкла
В бегстве печальном, всечасно спасаясь от вражьей погони.
Снова скитаться пойду, как меня в эти дни приучило
Вихревращенье событий, со всем дорогим расставаясь.
Время идти! Прощайте! Уж, видно, мне доля такая!»
Это сказала она и поспешно направилась к двери,
Узел, с которым пришла, сиротливо к себе прижимая.
Но, обхватив ее руками обеими, быстро
Загородив ей путь, изумленная мать закричала:
«Девушка, что это значит? К чему напрасные слезы?
Нет, я тебя не пущу! Ты — невеста любимому сыну!»
Только отец, не в пример добросердной жене, рассердился,
Девушке плачущей он недовольно молвил, вставая:
«Вот благодарность, какую имею теперь за потворство,
Мне в довершенье всего отплатили самым несносным.
Нет ничего для меня нестерпимей, чем женские слезы.
Взбалмошный крик, пересуды со всей суетней бестолковой
Там, где с умом небольшим все можно уладить без шума.
Мне на такой ералаш и глядеть надоело, признаться.
Сами кончайте, а я удалюсь… Мне спать захотелось!»
Он повернулся и быстро пошел, направляясь в покои,
Где почивать обычно привык на супружеском ложе.
Но удержал его сын, умоляющим голосом молвив:
«Батюшка, стойте, не надо на девушку гневаться, ибо
Грех лишь на мне одном за эту неразбериху,
Что усугубил нежданно наш друг притворством умелым.
Достопочтенный муж, говорите! На вас полагаюсь!
Страха и скорби не длите! Кончайте дело скорее!
К вам не смогу относиться с таким уваженьем в дальнейшем,
Если замените мудрость обычную вашу злорадством».
Но, улыбаясь, ответил на это достойный священник:
«Чья бы мудрость могла столь чудесное вызвать признанье
Девушки этой и нам полней раскрыть ее душу?
Разве забота твоя не восторгом теперь обернулась?
Сам говори! Для чего доверять объясненье другому!»
Выступил Герман тогда и с волненьем и нежностью начал:
«Не сожалей о слезах и печали своей мимолетной.
Ими скрепляется счастье мое и твое, я надеюсь!
Нет, не в служанки нанять чужестранную девушку шел я
Давеча, друг мой, к колодцу, — пришел я любви домогаться.
Только, увы, смущенный мой взор был не в силах проникнуть
В тайну души твоей. Он одно дружелюбье заметил,
Встретясь с твоим, отраженным зеркальной водою колодца.
В дом тебя привести половиной счастья мне было,—
Ты довершаешь его! Так будь же моей нареченной!»
Девушка, тронута этим, на юношу молча глядела,
Не отклоняя горячих объятий и поцелуев,
Радость венчающих, если желанной порукою служат
Счастья, которому нету предела, как мнится влюбленным.
Все объяснил остальным тотчас же священнослужитель.
Девушка вышла вперед, с грациозным поклоном целуя
Руку отца, что поспешно отдернул старик, и сказала:
«Право, должны вы простить изумленной тем, что случилось,
Прежние слезы печали и эти счастливые слезы.
Первый порыв мне простите, меня не судите сурово,
Дайте хоть свыкнуться с этим на долю мне выпавшим счастьем!
Первая смута, в которой я, сбитая с толку, повинна,
Пусть она будет последней. К чему обязалась служанка
Верой и правдой служить — я исполнить, как дочь, обещаюсь!»
Обнял ее отец, умиления слезы скрывая.
Добрая мать подошла и порывисто расцеловала.
Крепко за руки взявшись, две женщины плакали молча.
Быстро священнослужитель сперва с отцовского пальца
Стаскивать начал кольцо обручальное (было, однако,
Трудно его протащить чрез опухший сустав стариковский),
После у матери снял он кольцо и, детей обручая,
Молвил: «Еще раз да будут заветные кольца залогом,
Прочно скрепляющим этот союз, столь похожий на старый.
К девушке юноша этот проникнут любовью глубокой.
Да и она заверяет — ей по сердцу юноша этот,
И потому обручаю и благословляю вас ныне
С воли родителей ваших, в присутствии верного друга».
Тут, поклонившись, аптекарь тотчас им принес поздравленье.
Но, надевая кольцо золотое на палец невесты,
Пастор, весьма изумясь, увидал на руке и другое,
