Собрание сочинений в 5 томах. Том 1 - [27]
— Да мы и так же на равных должностях, — вполне серьезно сказал Осадчий.
— Должности-то у нас равны, это верно, да только дошел до меня слух, — Крошечкина сильнее надвинула на лоб кубанку, — слух дошел, Тихон Ильич, что ты на меня большое зло возымел.
Тихон Ильич от этих слов даже встал. Лицо его побагровело, заболело колено, и он вспомнил, как упал с воза, на котором стояла и смеялась Крошечкина. Он хотел было выйти из-за стола, но тотчас раздумал и, не зная, что сказать, начал рыться в ящике с бумагами. Видя его замешательство, Крошечкина улыбнулась и сказала:
— И будто ты ждал меня в гости, чтоб заключить мировую.
— Сказать, чтоб я тебя очень ждал — этого не было, — проговорил Осадчий, роясь в ящике, как бы разыскивая очень нужный ему документ, — но все же желал с тобой повидаться, чтобы поговорить и разом все наши споры кончить.
— Вот я и приехала, — Крошечкина придвинула к столу стул. — Поговорим, побеседуем. Расскажи, Тихон Ильич, как у вас начался сев?
— Помаленьку сеем. А что?
— Я ехала вашей степью и что-то людей не приметила.
— Да ты что, ревизовать меня приехала? Ах, Прасковья Алексеевна, какая же ты все-таки проныра. Людей моих не заприметила?! — Осадчий хотел засмеяться, но из этого ничего не вышло. — Ты ж ехала по левому берегу, а у меня яровые посевы все за Черкесской балкой.
— Казачки тебя не обижают? — спросила Крошечкина, не зная, как ей начать разговор о земле.
— Покудова живем мирно. — Осадчий помолчал. — Правда, есть и у меня одна вертихвостка — Соломниха, будь она неладная. С тебя, Прасковья Алексеевна, берет пример.
— Это как же мне, Тихон Ильич, все это понимать? В хорошую сторону или в плохую?
— Понимай, как хочешь. А только скажу тебе, что Соломниха это такая бабочка, что завсегда лезет, куда ее не просят. И кричит: «Поглядите на Крошечкину!» Да она тебя в глаза еще не видала, а тоже орет. — Тихон Ильич захихикал от удовольствия. — А я вот гляжу на тебя и, убей меня бог, ничего такого не вижу, из-за чего можно крик подымать.
— Тихон Ильич, — спокойно заговорила Крошечкина, вставая, — это ты опять на что намекаешь? В чей огород каменюку бросаешь? Говори прямо, без обиняков.
— А на то самое и намекаю. — Тихон Ильич тоже встал. — Я давно хотел сказать тебе по душам: на своих хуторах властвуй, хоть там на голове ходи, а в мою территорию не вмешивайся. Добром тебя прошу — не лезь в мою станицу со своими порядками. Не послушаешься доброго слова — я пожалуюсь Чикильдиной. Твоя сестрица женщина умная, она нас рассудит.
— Что ж я тебе плохое сделала? Или легла поперек дороги и путь преградила?
— Посреди дороги ты не лежишь — этого еще не хватало! А зачем баб посылала? Зачем в позор вводила?
— В позор? — удивилась Крошечкина. — Да господь с тобой! Да я и не думала.
— Ты, может, и не думала, — перебил Осадчий, — а мне через твои действия в район показаться нельзя, «Крошечкина его обскакала!» И первая твоя сестрица кричит! Куда ж это годится! — Тихон Ильич долго смотрел в окно, а потом снова сел за стол. — Ты перед районом выслуживаешься, в чужую станицу лезешь, а того не видишь, что твои погорельцы живут у меня, в жилье нуждаются.
— Тихон Ильич, — спокойно, но твердо сказала Крошечкина. — Ты погорельцами мне не выговаривай. О них мы не забыли.
Наступило длительное молчание. Обоим казалось, что говорить уже не о чем. Крошечкина поглядывала в окно на «Венгера» и не знала, что же ей делать: начинать разговор о земле или уехать? По насупленным бровям Тихона Ильича, по его суровому лицу Крошечкина видела, что разговор о земельном участке будет безуспешным. «А все-таки так я от него не уеду, — думала Крошечкина. — Дура я, надо было прямо начать с дела».
Тихон Ильич делал вид, что ему теперь безразлично, сидит перед ним Крошечкина или уехала, он уже все ей сказал и теперь углубился в чтение той важной бумаги, которую он наконец нашел в столе. Но так как Крошечкина уезжать не собиралась, Тихон Ильич нет-нет да и посматривал на нее. «И за каким бесом она ко мне пожаловала? — думал он. — Не иначе, опять что-нибудь придумала». Он решительно поднялся и, нарочно желая показать, что больше разговаривать не намерен, стал собирать в матерчатый портфель бумаги, засовывая их поспешно, как бы боясь куда-то опоздать.
— Тихон Ильич, — ласково, как только умеют говорить женщины, сказала Крошечкина. — Торопишься куда-нибудь?
— А как же не торопиться? — не отрываясь от дела, сказал Осадчий, думая о том, что хорошо бы сейчас сходить к Анастасии и попить чаю с медом. — Как же не торопиться? Время такое.
— Эх, Тихон Ильич, — горестно сказала Крошечкина, — веришь, как мне хочется жить с тобой в мире да согласии.
Тихон Ильич насторожился, но голову не поднял.
— Давно бы так, — буркнул он, думая об Анастасии. — А что ж тебе мешает?
— Боюсь, не уважишь мне одну просьбу и через это рассоримся мы навеки.
— Смотря по тому, какая это будет просьба, — Тихон Ильич отложил в сторону портфель и сел, желая выслушать просьбу. — Говори, что там ты придумала?
— Дай слово, что ты уважишь, тогда скажу.
— Да что ж это за дипломатия? Ты сперва сообщи свою просьбу. Может, ты такое загнешь… Я ж тебя знаю. — Тихон Ильич даже чуточку засмеялся. — Дело известное, у баб разные бывают просьбы. Может, я по старости лет неспособен…
Мыслями о зажиточной, культурной жизни колхозников, о путях, которыми достигается счастье человека, проникнут весь роман С. Бабаевского. В борьбе за осуществление проекта раскрываются характеры и выясняются различные точки зрения на человеческое счастье в условиях нашего общества. В этом — основной конфликт романа.Так, старший сын Ивана Лукича Григорий и бригадир Лысаков находят счастье в обогащении и индивидуальном строительстве. Вот почему Иван-младший выступает против отца, брата и тех колхозников, которые заражены собственническими интересами.
У каждого писателя, то ли в Сибири, то ли на Украине, на Волге или Смоленщине, есть свой близкий сердцу родимый край. Не случайна поэтому творческая привязанность Семена Бабаевского к станицам и людям Кубани, ибо здесь и есть начало всему, что уже сделано и что еще предстоит сделать. И мы признательны писателю за то, что он берет нас с собой в путешествие и показывает свой родной край, бурную реку Кубань и хороших людей, населяющих ее берега.Л. ВЛАСЕНКО.
Новый роман известного советского писателя Семена Бабаевского посвящен жизни послевоенной деревни на Ставропольщине. В романе переплетаются две сюжетные линии: одна — лирическая, другая — производственная. Повествование ведется от лица журналиста Михаила Чазова, работающего в одной из московских газет. Уроженец хутора Привольного, он приезжает в родные края и видит не только внешние перемены, но и глубокие внутренние конфликты, острые столкновения нового со старым.
Удостоенный Государственной премии роман «Свет над землей» продолжает повествование о Сергее Тутаринове и его земляках, начатое автором в романе «Кавалер Золотой Звезды». Писатель рассказывает о трудовых подвигах кубанцев, восстанавливающих разрушенное войной сельское хозяйство.
В том вошли: роман «Родимый край», где воссозданы картины далекого прошлого, настоящего и будущего Кубани, и роман «Современники», посвященный сегодняшним насущным проблемам колхозного кубанского села.Романы роднит не только место действия, но и единство темы — любовь к родной земле и советский патриотизм.
В романе «Станица» изображена современная кубанская станица, судьбы ее коренных жителей — и тех, кто остается на своей родной земле и делается агрономом, механизатором, руководителем колхоза, и тех, кто уезжает в город и становится архитектором, музыкантом, журналистом. Писатель стремится как бы запечатлеть живой поток жизни, те радикальные перемены, которые происходят на селе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это повесть о Чукотке, где современность переплетается с недавним первобытным прошлым далекой окраины нашей страны. Главная героиня повести — дочь оленевода Мария Тэгрынэ — получила широкое образование: закончила педучилище, Высшую комсомольскую школу, сельскохозяйственную академию. Она успешно применяет полученные знания, где бы ни протекала ее деятельность: в райкоме комсомола, на строительной площадке атомной электростанции, на звероферме, в оленеводческом стойбище.Действие повести происходит на Чукотке, в Москве и Ленинграде.
«… Все, что с ним происходило в эти считанные перед смертью дни и ночи, он называл про себя мариупольской комедией.Она началась с того гниловатого, слякотного вечера, когда, придя в цирк и уже собираясь облачиться в свой великолепный шутовской балахон, он почувствовал неодолимое отвращение ко всему – к мариупольской, похожей на какую-то дурную болезнь, зиме, к дырявому шапито жулика Максимюка, к тусклому мерцанью электрических горящих вполнакала ламп, к собственной своей патриотической репризе на злобу дня, о войне, с идиотским рефреном...Отвратительными показались и тишина в конюшне, и что-то слишком уж чистый, не свойственный цирковому помещению воздух, словно сроду ни зверей тут не водилось никаких, ни собак, ни лошадей, а только одна лишь промозглость в пустых стойлах и клетках, да влажный ветер, нахально гуляющий по всему грязному балагану.И вот, когда запиликал и застучал в барабан жалкий еврейский оркестрик, когда пистолетным выстрелом хлопнул на манеже шамбарьер юного Аполлоноса и началось представление, – он сердито отшвырнул в угол свое парчовое одеянье и малиновую ленту с орденами, медалями и блестящими жетонами (они жалобно зазвенели, падая) и, надев пальто и шляпу, решительно зашагал к выходу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основе сатирических новелл виртуозных мастеров слова Ильи Ильфа и Евгения Петрова «1001 день, или Новая Шахерезада» лежат подлинные события 1920-х годов, ужасающие абсурдом общественных отношений, засильем бюрократии, неустроенностью быта.В эту книгу вошли также остроумные и блистательные повести «Светлая личность», «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска», водевили, сценарии, титры к фильму «Праздник Святого Йоргена». Особенный интерес представляют публикуемые в книге «Записные книжки» И.Ильфа и воспоминания о нем Е.Петрова.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман посвящен острым проблемам современности. В основе сюжета — раздумья о жизни старого большевика Алексея Фомича Холмова, по-ленински беспокойного и деятельного, для которого всегда и во всем интересы народа, Родины превыше всего. Это произведение о коммунистической нравственности, о стиле партийного руководства, о том, каким должен быть тот, кто облечен высоким доверием народа.
Удостоенный Государственной премии роман «Свет над землей» продолжает повествование о Сергее Тутаринове и его земляках, начатое автором в романе «Кавалер Золотой Звезды». Писатель рассказывает о трудовых подвигах кубанцев, восстанавливающих разрушенное войной сельское хозяйство.Содержание повести «Сухая Буйвола» — приключения двух мальчиков, пускающихся в далекое путешествие к чабанам по степной речке Егорлык, с открытием Невинномысского канала она становится полноводной рекой, что заставляет юных героев преодолеть много непредвиденных ими опасностей и трудностей.