Собрание сочинений, том 9 - [229]

Точка зрения коалиционного кабинета ясно выражена в одном из органов министерства, еженедельной газете «Guardian»[409]:

«Относиться к России как к побежденному противнику и воображать, что мы держим ее за горло на том основании, что русские войска были отбиты у олтеницких окопов, а на Черном море было захвачено несколько фортов, — просто смешно. Эти незначительные потери сами по себе могут лишь задеть ее гордость и удержать ее от переговоров до тех пор, пока она не сможет вести их на лучших условиях. Однако монархами, как и прочими людьми, руководят разного рода побуждения. Царь — гордый, страстный, но также и осторожный человек. Он вовлечен в спор, в котором он может проиграть, но ничего не может выиграть. Его политика — это политика его предшественников, которые повсюду извлекали ббльшую выгоду, угрожая войной, нежели ведя войну, и у которых твердо и неуклонно проводимая система захватов отличалась в то же время гибкостью и способностью приспосабливаться, что давало им возможность избегать крупных поражений и даже из мелких неудач извлекать прямую выгоду. Предварительное решение четырех держав о том, что в территориальном устройстве Европы не должно быть сделано или допущено никаких изменений, по-видимому, основано на этом разумном взгляде на позицию царя и особенности его политики. Тот, кто воображает, что царь уже находится под пятой у Англии или кто позволяет вводить себя в заблуждение фантастическим вздором протекционистских газет, будет этим разочарован. Но дело в данном случае идет не об унижении России, а об умиротворении Европы» (разумеется, в русском смысле), «об утверждении, насколько это возможно, того длительного мира, заботиться о котором французский солдат-посол {Бараге д'Илье. Ред.} клянется султану честью своего господина. Предстоящий же договор — в этом можно быть уверенным — будет не простым восстановлением status quo, а попыткой, по меньшей мере, урегулировать на некоем постоянном основании отношения Турции с Европой и турецкого правительства с его христианскими подданными. Это будет лишь попыткой, ибо, несмотря на свою прочность, всякое соглашение, сохраняющее Турецкую империю в Европе, в основе своей всегда будет временным. Однако такое временное соглашение теперь осуществимо и необходимо».

Итак, конечная цель, преследуемая державами, заключается в том, чтобы помочь царю «из мелких неудач извлечь прямую выгоду» и не допустить «сохранения Турецкой империи в Европе». Разумеется, временное соглашение поможет осуществить эту конечную цель, насколько, она вообще «теперь осуществима».

Однако кое-какие обстоятельства неожиданным образом спутали расчеты коалиционных политиков. Получено сообщение о новых победах, одержанных Турцией на берегах Черного моря и у границ Грузии. С другой стороны, упорно утверждают, что вся армия, расположенная в Польше, получила приказ о переброске к Пруту, тогда как, по сообщениям с польских границ, «в ночь с 23-го на 24-е предыдущего месяца была объявлена «бранка», то есть набор в армию, и там, где раньше забирали одного или двух, теперь взято восемь — десять человек». Это, по крайней мере, доказывает, что царь мало верит в миротворческий гений четырех держав. Официальное заявление Австрии о том, что «между четырьмя дворами не было заключено никакого союза», доказывает, что со своей стороны, при всем желании навязать Турции условия, она не осмеливается даже на видимость попытки принудить царя подчиниться условиям, выработанным в его собственных интересах. Наконец, ответ султана французскому послу, гласящий, что «в настоящее время дружественное соглашение совершенно невозможно без полного отказа России от выдвинутых ею притязаний и без немедленной эвакуации Дунайских княжеств», словно удар грома поразил промышляющих конгрессами политиков, а орган хитрого и умудренного опытом Пальмерстона ныне откровенно сообщает остальной братии следующую крупицу правды:

«Россия не может дать согласия на немедленную эвакуацию княжеств и на полный отказ от всех своих притязаний без ущерба для своего достоинства и влияния, и глупо предполагать, что столь огромная держава подчинится этому без отчаянной борьбы. Поэтому мы можем лишь, к сожалению, предсказывать неудачу нынешней попытки завязать переговоры».

Потерпевшая поражение Россия вообще не может принять предложения о переговорах. Дело заключается, следовательно, в том, чтобы склонить чашу весов войны в другую сторону. Но как это осуществить, если не дать России выиграть время? Единственное, что нужно России, это — оттяжка, время, достаточное для того, чтобы набрать новые войска, разместить их по всей империи, сосредоточить их и, приостановив военные действия с Турцией, покончить сначала с кавказскими горцами. В этом случае шансы России могут возрасти, и попытка завязать переговоры «может увенчаться успехом, если Россия окажется победительницей, а не побежденной». Поэтому Англия, по сообщениям венской «Ost-Deutsche Post»[410] и органа министерства «Morning Chronicle», настойчиво указывала Турции на то, что было бы уместным согласиться на трехмесячное перемирие. Лорд Редклифф имел пятичасовую беседу с султаном с целью получить согласие его величества на предложенное перемирие, которое отвергли министры султана, и в результате было созвано чрезвычайное совещание министров для рассмотрения этого вопроса. Порта окончательно отказалась согласиться на предложенное перемирие, да и не могла дать своего согласия, не изменив открыто турецкому народу.