Собрание сочинений. Том 6. Индийские рассказы. История Гедсбая. Самая удивительная повесть в мире и другие рассказы - [120]

— Прикажете мне сделать перекличку моих людей, сэр? — хмуро спросил субалтерн, который чувствовал себя вымокшим и продрогшим.

— Перекличку! — сказал майор. — Отхлестать их надо, клянусь Богом! Они у вас расползлись повсюду. А вот теперь я слышу, что и позади вас кто-то есть!

— Так и я думал, — спокойно возразил субалтерн. — Все мои люди здесь. Спросите лучше Картера.

— Картер-сахиб шлет салаам и спрашивает, почему полк остановился? — сказал солдат, посланный от Картера к Галлею.

— Да где же, ради самого неба, сам Картер? — спросил майор.

— Он впереди вместе со своим отрядом, — был ответ.

— Значит, мы кружимся в каком-то кольце или очутились в центре какой-то блаженной бригады? — сказал майор.

В это время вдоль всей колонны воцарилось молчание. Лошади стояли спокойно, но среди легкого шороха падающего дождя был ясно слышен топот копыт многих лошадей, передвигавшихся по каменистому грунту.

— За нами погоня, — сказал лейтенант Галлей.

— У них нет лошадей. А кроме того, они сначала стали бы стрелять. Это, должно быть, крестьянские лошади.

— Они уже с полчаса идут за нами, — сказал субалтерн.

— Странно, что не слышно запаха лошадей, — сказал майор, приложив палец к носу и втягивая воздух ноздрями.

— Ну, плохо начинается наша экспедиция, — сказал субалтерн, отряхивая мокрый плащ. — Что же нам делать, сэр?

— Идти вперед. Мы должны сегодня ночью захватить их.

Колонна осторожно продвинулась вперед на несколько шагов. Но тут раздалось проклятье, блеснули голубые огоньки искр от подков, ударившихся о мелкие камни, и один из солдат свалился с лошади с таким грохотом, который мог разбудить мертвого.

— Ну, теперь пропало наше дело, — сказал лейтенант Галлей. — Наверное, все теперь проснулись и нам придется карабкаться вверх под ружейным огнем.

Перепуганный солдат поднялся с земли и стал объяснять, что его лошадь споткнулась о маленький холмик из камней, какие складывают на месте убийства человека. Но никто и не требовал объяснения. Вслед за ним споткнулся и огромный австралийский скакун майора, и вся колонна остановилась перед чем-то, что было похоже на большое кладбище, состоявшее из сложенных из камешков холмиков, высотой около двух футов каждый. Мы ничего не знаем о действиях эскадрона. Люди говорили, что они напоминали кадриль верхом на лошадях, но без дирижера и без музыки; но наконец лошади, расстроив ряды, выбрались — каждая отдельно — на дорогу в стороне от кладбища с холмиками, и здесь весь эскадрон заново перестроился в нескольких ярдах выше кладбища по склону горы. Но тут, по словам лейтенанта Галлея, который рассказывал мне об этом случае, произошла вторая сцена, очень похожая на только что описанную. Майор и Картер настаивали на том, что не все люди собрались вместе и что некоторые остались еще на кладбище, откуда доносился звон оружия и грохот лошадей, спотыкавшихся среди холмиков над умершими людьми. Лейтенант Галлей еще раз сделал перекличку своим людям и решил ждать, что будет дальше. Позже он говорил:

— Я плохо понимал, что происходит, да и не особенно тревожился. Шум падения солдата был так силен, что мог разбудить половину населения гор, и я готов был поклясться, что за нами гонится целый полк, и притом с таким шумом, от которого мог проснуться весь Афганистан. Я ожидал всего, но ничего не случилось.

Самым загадочным в этом ночном деле было ночное молчание на горе. Все знали, что Гул л а Кутта Мулла имел свои сторожевые башни с внешней стороны горы, и все ожидали, что оттуда откроют огонь. Когда же ничего не произошло, решили, что это шум дождя заглушил стук копыт лошадей, и возблагодарили Провидение.

Наконец, майор согласился с тем, что, во-первых, никто из людей не остался позади, и, во-вторых, никакой кавалерийский полк не преследовал их с тыла. Настроение людей было испорчено, лошади взмылены и неспокойны, и все молились в душе о том, чтобы поскорее наступил рассвет.

Спешившись, люди стали подниматься в гору, заботливо ведя лошадей на поводу. Но, прежде чем они успели одолеть подъем, сзади послышались удары грома, которые прокатились среди невысоких холмов, заглушая все звуки, — не громче пушечных выстрелов. Первая вспышка молнии осветила обнаженные склоны горы с ее голубовато-свинцовым гребнем, упиравшимся в темное небо, тонкую сетку дождя и влево, на расстоянии нескольких ярдов, афганскую сторожевую башню, двухэтажную, построенную из камня, с лестницей, приставленной прямо к верхнему этажу. Теперь лестница была поднята, и какой-то человек с ружьем выглядывал из окна.

Когда затихли раскаты грома, голос из башни крикнул:

— Кто идет?

Кавалерия была совершенно спокойна, только каждый солдат взял ружье на прицел и остановился около своей лошади. Голос крикнул еще раз: «Кто идет?» — и затем очень громко: «Братья, ударьте тревогу!»

Тут уж каждый кавалерист скорее умер бы в своих длинных сапогах, чем попросил бы пощады; но факт то, что после второго оклика, в ответ на него, послышался умоляющий крик: «Марф каро! Марф каро!» — что значит: «Пощадите, пощадите нас!» И этот крик исходил из рядов карабкавшегося по склону полка.

Кавалерия онемела от изумления, и люди стали шептаться между собой: «Мир Хан, это ты говоришь? Абдулла, не ты ли это кричал?» Лейтенант Галлей стоял подле своего скакуна и ждал. Пока никто не стрелял, он был доволен. Следующая вспышка молнии осветила лошадей с вздымавшимися боками, с мотавшимися головами и людей с выпученными от ужаса глазами, озиравшимися по сторонам. С левой стороны виднелась башня, но в окне ее уже не видно было головы человека, и тяжелый железный ставень, от которого отскочила бы всякая ружейная пуля, был захлопнут.