Собрание сочинений. Том 5 - [150]

Я видел праздничный город и в то же время не доверял своему зрению — неужели в самом деле праздничный?

Пять лет назад Берлин казался могилой. Еще три года назад я был поражен тем, что увидел. Город жил как бы отдельными участками. Помню, остановились мы тогда в гостинице «Интурист» на Краузенштрассе, в самом центре города, и по ночам задыхались от зловония, стоявшего над безгласными улицами. Гостиница эта была единственным восстановленным зданием на всей Краузенштрассе. По ночам по ней стаями бродили крысы, а в глубине темных развалин кричали совы.

Нет, нельзя забыть первое впечатление от Берлина 1947 года! Грязный, полуразрушенный, пустынный Силезский вокзал. От вокзала к городу вело несколько уродливых улиц. Вдруг они исчезали, будто проваливались неизвестно куда, и вокруг нас вставали развалины.

Дома лежали раздробленными на куски, висели на стальной арматуре. Улицы то поднимались на разрушенные особняки и шли на уровне бывших вторых этажей, то проваливались глубоко вниз, превращаясь в траншеи с земляными бортами выше первых этажей. Километр развалин, два километра развалин, три километра развалин…

Редкие прохожие, обязательно с рюкзаками за плечами, двигались медленно, сонно, чаще всего посередине улиц: итти по тротуарам было опасно.

Театральные афиши за отсутствием целых стен были наклеены на штабели кирпичей, обрамлявших улицы подобно перилам.

По некоторым улицам полз трамвай. Кое-где стояли немолодые полицейские в белых нарукавниках.

Казалось, мы проезжаем по городу, восстановить который немыслимо, жить и работать в котором практически невозможно.

Спустя год Берлин уже не казался мертвым городом. Он оживал на глазах. Терпеливые руки горожан укладывали битый кирпич домов в очень аккуратные и красивые штабели.

На бывших цветниках перед бывшим королевским дворцом зеленела капуста. Деловито тарахтела подземная железная дорога. В домах появились свет и вода. И в парках, которых очень много в Большом Берлине, стали по воскресеньям появляться толпы отдыхающих.

В демократическом секторе Берлина открывались магазины, в многочисленных общедоступных пивнушках уже торговали пивом. На перекрестках, стояли народные полицейские — девушки, чего никогда не было раньше. Уже можно было без труда купить в немецком переводе любой из советских романов и посмотреть в театрах советскую пьесу.

Куда мы прежде всего направились в том памятном 1947 году? К рейхстагу — месту заключительных боев Советской Армии за Берлин.

Центральная улица — Унтер-ден-Линден, что означает: «Под липами», — идет от площади Люстгартен, раскинувшейся перед старым дворцом прусских королей, до Бранденбургских ворот.

Унтер-ден-Линден — очень широкая улица и до войны, вероятно, красивая. В 1947 году судить об этом было трудно — на ней почти не осталось целых домов и, конечно, ни одной липы.

У самых Бранденбургских ворот, там, где до войны возвышались особняки посольств, громоздились вороха мусора. За Бранденбургскими воротами — источенное осколками снарядов и бомб, закопченное и еще пахнущее дымом, как бы еще горячее от боя здание рейхстага.

Рейхстаг помещается в английском секторе города, но чуть в стороне от этого здания, в конце так называемой Аллеи Побед, у подножия памятника погибшим героям штурма Берлина стоят наши, советские часовые.

Аллея Побед была когда-то одним из самых знаменитых мест прусско-германской столицы. Все «победы» немецкого оружия, даже и те, которые совершались чужими руками, были представлены здесь памятниками прусским полководцам. Безвкусная толчея мраморных статуй тщательно сохранялась Гитлером. По бокам Аллеи Побед расстилался Тиргартен, лучший из парков Берлина.

Своей Аллеей Побед и парком Тиргартен германские императоры пытались затмить великолепие Елисейских Полей в Париже. Здесь было маловато хорошего вкуса и предостаточно масштабов. Но все это в прошлом. Сейчас ничего этого нет и в помине. Огненный шквал, пронесшийся над городом в майские дни 1945 года, оставил от памятников императорского Берлина только жалкие обломки.

На месте Тиргартена сплошь зеленели огороды, обнесенные вместо заборов обгорелыми спинками железных кроватей. Перед черным остовом рейхстага — грязный пустырь, забросанный тысячами консервных банок, — след солдатских завтраков весною 1945 года.

Входы в рейхстаг забраны кирпичами и опутаны колючей проволокой. Помню, это удивило нас, но проводник, хорошо знавший послевоенный Берлин, объяснил, в чем дело.

Здание рейхстага, как уже упоминалось, находится в английской оккупационной зоне. Англичанам не хотелось видеть, как бесчисленные экскурсии не только советских, но и английских, американских и французских солдат, а также бесконечные экскурсии немецких граждан посещают место заключительного сражения за Берлин, выигранного героической Советской Армией.

История этого сражения и рассказ о том, как водружено было над рейхстагом красное знамя Победы, облетели мир, о них знали все, и, конечно, всем было интересно поглядеть на рейхстаг, побродить по его прокопченным и полусгоревшим залам, где каждый камень все еще напоминал о великом историческом сражении, решившем судьбу немецкой столицы, избавившем ее от нацизма.