Собрание сочинений. Том 3 - [178]

Мне важно знать, что ты жив. Всегда помни, что у нас дети. Они все понимают, но никогда не поймут, что отец их — нечто секретное. Дети должны иметь родителей, о которых они знают решительно все. Белые или темные пятнышки в наших биографиях разрастаются в дебри в их маленьких душах. Хочешь иметь скрытного ребенка, с душою неизвестной, как Аляска, — скрой от него часть своей жизни. Ребенку нельзя лгать.

Мы с тобой всегда знали все друг о друге. Мы жили ясно, глаза в глаза. Не замалчивай же теперь ничего. Если бы я была точно уверена, что тебя нет, я вписала бы твой образ в души наших мальчиков так, чтобы ничто уже не вырвало его из их памяти. Но я не могу хоронить тебя заживо. Я верю, что ты жив. Больше того, я думаю, что ты молчишь именно потому, что жив и хорошо себя чувствуешь. Тогда все правильно, кроме одного, — жизнь можно перестраивать, но прежнюю жизнь нельзя бросать, как ненужный хлам. Пиши мне, слышишь?

Можно оставить опостылевшую женщину, нельзя бросать детей. Это их ранит больнее всего на свете, потому что нет ничего более оскорбительного и более ненормального, чем измена отца или матери.

Что бы с тобой ни стало, я буду любить тебя, но в них я далеко не уверена, мой родной. Ты породил их, они твое кровное, как же ты оставляешь их? Пиши нам.

Я говорю им, что ты нам пишешь, я сочиняю им письма от тебя и дарю от тебя подарки, которым они ужасно рады, потому что ты в последнее время всегда отлично «угадываешь», что именно надо прислать. Они тоже пишут тебе аккуратно и очень деловито. Ты уже вышел из санатория и устроился геологом куда-то на южную границу, говорю я им, у тебя все секретно, и ты поэтому не слишком подробно описываешь свою жизнь. Это просто счастье, что я так удачно придумала, — иначе мне бы пришлось сочинять и сочинять, а у меня и времени для этого маловато, да, как ты понимаешь, не много и желания выдумывать.

Они хорошие мальчики и растут и развиваются очень правильно. Недавно ты «благодарил» их за поведение и трудолюбие, и это коротенькое письмо твое читали вслух в школе. Как они были горды тобой, если бы ты знал!

Теперь они полюбили тебя еще сильнее, потому что, уехав от нас, ты стал совершенно идеальным отцом — ни разу не забыл дней их рождения и аккуратно поздравляешь со всеми большими праздниками, чего от тебя нельзя было раньше и ожидать.

В сущности, кроме рассеянности, у тебя и в самом деле было не много грехов, но и рассеянность можно было извинить: в конце концов она была результатом какой-то целеустремленности, ты умел забывать все не самое главное ради основного. Ты не любил думать сразу о многом и был, очевидно, по-своему прав.

У нас уже зима. Первая зима без тебя. Если когда-нибудь твое сердце сжимается от страха за маленьких, откинь все страхи, погаси беспокойство, будь твердо уверен: они со мной — и, значит, все в порядке.

Иногда мне кажется, что ты идешь по земле, как странник, и на твоем пути будет еще немало зим, пока ты не постучишь в наше окно.

Я отсюда никуда не уеду, пока не получу от тебя весточку. Сегодня или через годы ты можешь твердо сказать — они там-то, и они ждут меня.

Я не знаю, сочинил ли ты себе песню бодрости и какие слова ты выбрал для этой песни, если она у тебя есть. Но мне хотелось бы, чтобы в песне этой было слово — верность. Моя песня бодрости состоит всего-навсего из одного этого слова, и я не хочу другой.

Зима ли там, где ты, или весна — не знаю. Но пусть там, где ты, будет всегда тепло и солнечно. Пусть не стонут там ветры, не злодействует море, не наваливается на жизнь глубокий и глухой снег. Пусть там, где ты, поют такие чудесные птицы, которых мы знаем только по книгам и которых к нам, на север, не залетают даже из любопытства!

Будь здоров, мой родной!

Твоя А.

5

Милый, родной мой!

Я пишу тебе последнее письмо. Вероятно, оно не дойдет до тебя, как не дошли все мои последние письма, но я не могу не написать тебе последний раз, потому что с сегодняшнего дня у меня начинается другая жизнь. Жизнь врозь. Для этой другой жизни мне не нужно будет так много слов любви, которыми я дорожила до сих пор.

Не знаю, жив ли ты? Но если жив и если однажды затоскует сердце твое по нас — позови! Не я, так мальчики отзовутся на голос отца, и ты не будешь одинок в этом мире.

Прости меня, если я много, может быть, слишком много говорю о своей любви. Я — кукушка по однообразию песни. Все «ку-ку» да «ку-ку» — на все случаи жизни.

Если ты когда-нибудь вернешься к сыновьям и меня уже не будет с ними, твердо знай, что твой образ в их памяти — сильный, чистый и гордый. И еще знай: наши с тобой сыновья — молодцы. Уже и сейчас они настоящие маленькие большевики. Говори им всегда правду, только правду.

На всякий случай пишу тебе, что у нас скоро весна.

Вся твоя А.

6

Дорогие мои друзья, милые вы мои!

Не знаю, как и благодарить вас за сердечное письмо. Оно поддержало меня в самые трудные минуты, когда я узнала о смерти Александра и когда мне стало казаться, что я погибаю сама.

Ваш голос вовремя окликнул меня, и я осталась жить.

Мне очень стыдно за свое последнее письмо Александру, но я так хотела, чтобы он жил, что заставляла себя верить во что угодно, кроме его смерти. Впрочем, это сейчас уже неважно.