Собрание сочинений, том 21 - [53]
Согласно греческой истории Грота[109], афинский род, в частности, покоился на следующих основаниях:
4. Общие религиозные празднества и исключительное право жречества совершать священные обряды в честь определенного бога, предполагаемого родоначальника рода и обозначаемого в качестве такового особым прозвищем.
2. Общее место погребения (ср. «Эвбулид» Демосфена[110]).
3. Право взаимного наследования.
4. Взаимная обязанность оказывать друг другу в случае насилия помощь, защиту и поддержку.
5. Взаимное право и обязанность в известных случаях вступать в брак внутри рода, особенно когда дело касалось девушек-сирот или наследниц.
6. Владение, по крайней мере в некоторых случаях, общим имуществом, наличие собственного архонта (старейшины) и казначея.
Далее, несколько родов было объединено во фратрию, но менее тесными узами; однако и здесь мы видим подобного же рода взаимные права и обязанности, в особенности совместное отправление определенных религиозных церемоний и право преследования в случае убийства члена фратрии. Все фратрии одного племени имели, в свою очередь, общие, регулярно повторявшиеся священные празднества, которые возглавлялись избранным из среды благородных (эвпатридов) филобасилеем (старейшиной племени).
Так говорит Грот. Маркс же добавляет к этому: «Однако и сквозь греческий род явственно проглядывает дикарь (например, ирокез)»[111]. Он будет заметен еще явственнее, если мы продолжим исследование несколько дальше.
В самом деле, греческому роду свойственны еще следующие черты:
7. Счет происхождения в соответствии с отцовским правом.
8. Запрещение браков внутри рода, за исключением браков с наследницами. Это исключение и его оформление как закона подтверждают, что старое правило было еще в силе. Это вытекает также из общеобязательного правила, что женщина, выходя замуж, тем самым отказывалась от участия в религиозных обрядах своего рода и переходила к обрядам мужа, во фратрию которого она и зачислялась. Согласно этому, а также известному месту у Дикеарха[112], брак вне своего рода был правилом, а Беккер в «Харикле» прямо считает, что никто не мот вступать в брак внутри своего рода[113].
9. Право усыновления родом; оно осуществлялось посредством усыновления одной из семей, но с соблюдением публичных формальностей, и только в виде исключения.
10. Право избирать и смещать старейшин. Мы знаем, что каждый род имел своего архонта; о том, что эта должность переходила по наследству в определенных семьях, не говорится нигде. До конца эпохи варварства всегда следует предполагать отсутствие строгого [Слово «строгого» добавлено Энгельсом в издании 1891 года. Ред.] наследования должностей, совершенно несовместимого с порядком, при котором богатые и бедные внутри рода пользовались полным равноправием.
Не только Грот, но и Нибур, Моммзен и все другие историки классической древности до сих пор не справились с вопросом о роде. Как ни верно обрисовали они многие его признаки, они всегда видели в нем группу семей и в силу этого не могли понять природу и происхождение рода. При родовом строе семья никогда не была и не могла быть ячейкой общественной системы, потому что муж и жена неизбежно принадлежали к двум различным родам. Род целиком входил во фратрию, фратрия — в племя; семья входила наполовину в род мужа и наполовину в род жены. Государство в своем публичном праве также не признает семьи, и она до сих пор существует только как объект частного права. Между тем вся наша историческая наука исходит до сих пор из нелепого предположения, ставшего, особенно] в XVIII веке, незыблемым, что моногамная отдельная семья, которая едва ли древнее эпохи цивилизации, была тем ядром, вокруг которого постепенно кристаллизовалось общество и государство.
«Г-ну Гроту следует далее указать, — прибавляет Маркс, — что хотя греки и выводили свои роды из мифологии, эти роды древнее, чем созданная ими самими мифология с ее богами и полубогами»[114].
Морган предпочитает ссылаться на Грота, так как он все же признанный и вполне заслуживающий доверия свидетель. Грот рассказывает далее, что каждый афинский род носил имя, перешедшее к нему от его предполагаемого родоначальника, что до Солона во всех случаях, а после Солона при отсутствии завещания члены рода (gennetes) умершего наследовали его имущество и что в случае убийства преследование преступника перед судом было правом и обязанностью в первую очередь родственников, затем членов рода и, наконец, членов фратрии убитого;
«Все, что известно нам о древнейших афинских законах, основано на родовых и фратриальных делениях»[115].
Происхождение родов от общих предков доставило «ученым филистерам» (Маркс)[116] головоломную работу. Так как они, разумеется, изображают этих предков чисто мифологическими существами, у них не остается никакой возможности объяснить себе возникновение рода из живущих рядом друг с другом отдельных, первоначально даже не родственных между собой, семей, и все-таки они должны это делать для того, чтобы хоть как-нибудь объяснить существование рода. Так они оказываются в заколдованном кругу из бессодержательных фраз, не идя дальше утверждения: родословная, конечно, — миф, но род существует в действительности, и в конце концов у Грота мы находим следующее (слова в скобках принадлежат Марксу):
