Собрание сочинений. Том 2. Письма ко всем. Обращения к народу 1905-1908 - [200]
>245 «Обратись Церковь в простое множество совершеннейших, но вполне разрозненных микрокосмов, в миллионы не ведающих духовно друг друга святых, и она тотчас прекратит своё существование, перестанет быть Церковью, ибо перестанет быть живым Телом, “составляемым и совокупляемым посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена” (Еф. 4, 16), рассыплется в великолепный, сверкающий ясностью и кристальною чистотою прах, вполне оторванный от небесного Главы распадшегося тела. Но и единичное совершенство это само по себе немыслимо и невозможно, ибо <…> каждый член в духовном развитии своём находится в зависимости от всего тела, от всех остальных членов; <…> а потому не должно быть разделения в теле и все члены должны одинаково заботиться друг о друге (1 Кор. 12, 25–26)» (Аксаков Н. Духа не угашайте! М., 2002. С. 14).
>246 О материалистическом, бездуховном понимании искусства см.: С-I. 730.
>247 Ср.: «…если я озаглавлю свою “Исповедь” “Записками”, мне могут не поверить, что всё написанное в них – правда, то есть сразу отнесутся к ним как к “литературе”» (С-I. 76).
>248 Деян. 17, 23.
>249Лавров Пётр Лаврович (1823–1900) – философ, социолог, публицист; его «Исторические письма» (1868) стали манифестом революционного народничества.
>250Эрфуртская программа – принята в 1891 Социал-демократической партией Германии, на разработку основных положений повлиял Ф. Энгельс.
>251 «Ведь о самом-то главном, о том, чем душа живёт, у нас ни иносказательно, ни прямо говорить не принято. У нас язык-то к этому не приноровлен. Вы послушайте, о чём у нас разговаривают: или о пустяках, о самой что ни на есть серенькой повседневности, или уж глубокомысленные споры ведутся, так называемые “принципиальные разговоры”. А всё, чем, собственно, и живёт-то человек: все его самые глубочайшие падения душевные, его радости, сомнения, всё развитие духа его, все болезни – это каждый человек сам по себе пережить и перестрадать должен» (С-I. 118).
>252 «Пошло всё, что не искренно, условно, легковесно, скользит поверх жизни; что не имеет корней в глубинах личного духа, ходит как общее место, бессмысленно повторяемое словом или делом» (Аксаков И. Указ. соч. С. 336).
>253 «А меня Бог мучит. Одно только это и мучит. А что как его нет?» (Достоевский. 15, 32).
>254«Кроткая» – повесть Достоевского, занявшая весь ноябрьский выпуск «Дневника писателя» за 1876.
>255 Ср.: «Свенцицкий <…> любящий и отвергающий литературу, слова, как плоть её, – с трогательной горечью рвётся к ней» (Гиппиус З. Собр. соч. Т. 7. М., 2003. С. 144).
>256 Два предложения из начала абзаца привёл без кавычек М. М. Брендстед (псевд. Артемьев) в статье «Подпольная литература в Советской России» (Рассвет. Чикаго. 1930. 3–6 октября. № 233–235) при описании советских печати и науки. По мнению Л. Ф. Кациса, автор сознательно старался «не повредить людям в России» (Логос. 1999. № 4).
>257 «Тот, кто не плакал, не дерзни / Своей рукой неосвященной / Струны коснуться вдохновенной: / Поэта званье не скверни» (А. Хомяков «Вдохновение», 1828). «Страдание служит для противостояния эгоизму, сбивания спеси с личности и оживления сознания, <…> содействует соблюдению нравственного закона. <…> Полностью соответствует духу Православной церкви, и в особенности аскетическим традициям русского монашества <…> Г. П. Федотов в своём труде «Русское религиозное сознание» пишет, что нравственная святость страдания – это суть русской религиозности: «Оценка страдания как высшей нравственной добродетели, почти как самоцели, является одной из наиболее драгоценных черт русского религиозного сознания»» (Сканлан Дж. Достоевский как мыслитель. СПб., 2006. С. 113, 107). «…Я от всего отказался и всё почитаю за сор, чтобы приобресть Христа… и участие в страданиях его… чтобы достигнуть воскресения мёртвых» (Фил. 3, 9–11). О пользе страдания говорит и свт. Иоанн Златоуст в толковании на Мф. 16, 24.
>258 Увеселительное заведение алжирца Шарля Омона на Садово-Триумфальной площади – «знаменитый кафешантан, где москвичи когда-то рассматривали полуголых “этуалей”» (Эренбург И. Люди, годы, жизнь. Кн. 2. Ч. 3).
>259 Ср. отрывок из вдохновенной речи И. П. Каляева (см. прим. 360) на суде: «Не правда ли, благочестивые сановники, вы никого не убили и опираетесь не только на штыки и закон, но и на аргумент нравственности? <…> Вы готовы признать, что существуют две нравственности. Одна для обыкновенных смертных, которая гласит: “не убий”, “не укради”, а другая нравственность политическая, для правителей, которая им всё разрешает. И вы действительно уверены, что вам всё дозволено и нет суда над вами… Но оглянитесь: всюду кровь и стоны. Война внешняя и война внутренняя. И тут, и там пришли в яростное столкновение два мира, непримиримо враждебные друг другу: бьющая ключом жизнь и застой, цивилизация и варварство, насилие и свобода, самодержавие и народ» (цит. по: Савинков Б. Избранное. М., 1990. С. 102–104).
>260 В 1912 мысль подхватил и на все лады повторял Бердяев: «Славянофилы жили как люди, имеющие свой град – Древнюю Русь, мы же живём как града своего не имеющие, как Града Грядущего взыскующие. <…> Бунт и мятежность не менее характерны для нас, чем смирение и покорность. Русские своего града не имеют, Града Грядущего взыскуют <…> В лучших сторонах нового русского искусства чувствуется славянский дух тревоги, бунта и странничества» (
