— От египетского правительства — мулы. Я имею приказание доставить их в Танаи-эль-Хассан. Предъявить вам бумагу?
— О, нет, прошу извинить. Я не стал бы вас спрашивать, но так как ваше лицо мне незнакомо… то я…
— Я рассчитываю уехать сегодня с ночным поездом, — смело продолжал Дик. — Надеюсь, не представится никаких затруднений с погрузкой мулов, не правда ли?
— Вы отсюда можете видеть конские платформы, они готовы, только вы должна заблаговременно позаботиться о погрузке… — И молодой офицер удалился, дивясь, что это за опустившийся человек, который говорит, как настоящий джентльмен, и вместе с тем якшается со всякими погонщиками мулов.
Дик почувствовал себя несчастным. Одурачить английского офицера не безделица, и этот случай напомнил, что все могло бы быть совсем иначе, чем было.
Пообедав вместе с Диком, Георгий отправился за мулами, а Дик остался сидеть один в тени под навесом, опустив голову на руки. Перед его плотно закрытыми глазами мелькало лицо Мэзи, смеющееся, с закрытыми губами. Кругом стоял шум и суета. Он испугался и чуть было не стал звать Георгия.
— Я вас спрашиваю, готовы ли для посадки ваши мулы? — раздался у него за плечом голос молодого офицера.
— Мой слуга отправился за ними. Дело в том, что у меня болят глаза, и я почти ничего не вижу.
— Скверная штука! Вам бы следовало лечь на некоторое время в госпиталь. У меня тоже было воспаление глаз, это почти так же ужасно, как быть слепым.
— Мне тоже так кажется. А когда отходит бронированный поезд?
— В шесть часов вечера. Он идет целый час эти семь миль.
— И случаются нападения?
— Да, раза три в неделю. Я являюсь начальником этого ночного поезда сегодня.
— Большой, я думаю, лагерь у Танаи?
— Порядочный. Он должен снабжать продовольствием наш отряд, сражающийся в пустыне.
— А далеко он сейчас от лагеря?
— В тридцати или сорока милях, я полагаю, в чертовски безводной местности.
— А между Танаи и нашими войсками все спокойно?
— Более или менее. Я бы не желал отправиться туда один или с какой-нибудь полуротой; но наши разведчики каким-то непонятным образом пробираются благополучно.
— Это они всегда умели.
— А разве вы уже раньше бывали здесь?
— Я участвовал в большинстве схваток, когда война эта только началась.
«Был в рядах армии и затем исключен и отрешен от должности», — мелькнула в голове офицера мысль, и он воздержался от всяких дальнейших вопросов.
— Вот и ваш человек с мулами. Как-то странно видеть…
— Что я занимаюсь поставкой мулов? — докончил Дик.
— Да, хотя я не хотел этого сказать, конечно. Простите, Бога ради, это, конечно, непростительная дерзость с моей стороны, но, судя по вашему разговору, вы человек образованный, это сразу видно.
— Да, совершенно верно.
— Я отнюдь не хотел обидеть вас, вы понимаете, но вы, мне кажется, в несколько затруднительном положении, не так ли? Я давеча застал вас таким удрученным. Вы сидели, закрыв лицо руками, и вот почему я решился заговорить с вами об этом.
— Благодарю вас. Я действительно совершенно надломлен, хуже того даже и быть не может.
— Позвольте мне, как человеку, равному вам по положению, как-нибудь выручить вас, предложить вам… конечно, взаймы…
— Право, вы очень добры, но денег у меня более чем достаточно… Однако вы могли бы оказать мне громадную услугу, за которую я был бы вам бесконечно благодарен. Разрешите мне ехать на артиллерийской платформе поезда. Ведь у вас есть передняя и задняя платформы, не правда ли?
— Да. Почему вы это знаете?
— Я уже не раз ездил с бронированными поездами, и я прошу вас, дайте мне увидеть или, вернее, услышать эту потеху… Я буду вам за это глубоко признателен. Я еду на собственный риск и страх, как несражающийся доброволец.
Офицер с минуту подумал и согласился.
— Хорошо, — сказал он. — Надеюсь, что меня за это никто не привлечет к ответственности.
Тем временем Георгий и кучка крикливых и суетливых добровольных помощников-любителей загоняли мулов в конские вагоны узкоколейного бронированного поезда, походившего на длинный металлический гроб. Две артиллерийские платформы, прицепленные впереди локомотива, сплошь обшитые бронею за исключением отверстий для пулеметов, на передней платформе спереди, а на задней — по обе стороны платформы. Обе эти платформы вместе представляли собою как бы одно длинное сводчатое помещение, в котором копошилось человек двадцать артиллеристов. Шутки и смех встретили Дика, влезавшего на переднюю платформу, и прежде чем явился офицер, у него уже установились самые лучшие отношения со всей командой. С появлением офицера наступили тишина и порядок, и поезд загромыхал по наскоро проложенному пути.
— Эти платформы — превосходное приспособление для стрельбы по назойливым арабам, — заметил Дик со своего места в углу.
— Да, но они продолжают оставаться назойливыми и неунывающими, — сказал офицер — Вот, начинается!
Действительно, первая пуля ударила в наружную броню платформы.
— Такие демонстрации неизбежны с ночными поездами; обыкновенно нападают на заднюю платформу, где командует младший офицер, ему и приходится отдуваться…
— Но не сегодня, — возразил Дик. — Слышите?
Целый залп выстрелов, сопровождавшихся гиком и криком, огласил тишину пустыни. Видно, сыны пустыни вздумали позабавиться, а поезд представлял для них превосходную цель.
